Начальная летопись, рассказывая, как Владимир в 996 году назначил на содержание построенной им в Kиeве соборной Десятинной церкви десятую часть своих доходов, прибавляет: «и положи написав клятву в церкви сей». Эту клятву мы и встречаем в сохранившемся церковном уставе Владимира
, где этот князь заклинает своих преемников блюсти нерушимо постановления, составленные им на основании правил вселенских соборов и законов греческих царей, т. е. на основании греческого Номоканона. Древнейший из многочисленных списков этого устава мы находим в той же самой новгородской Кормчей конца ХIII века, которая сберегла нам и древнейший известный список Русской Правды. Время сильно попортило этот памятник, покрыв его первоначальный текст густым слоем позднейших наростов – знак продолжительного практического действия устава. В списках этого устава много поправок, переделок, вставок, вариантов. Однако легко восстановить если не первоначальный текст памятника, то по крайней мере основную мысль, проведенную законодателем. Устав определяет положение Церкви в новом для нее государстве. Церковь на Руси ведала тогда не одно только дело спасения душ: на нее возложено было много чисто земных забот, близко подходящих к задачам государства. Она является сотрудницей мирской государственной власти в устроении общества и поддержании государственного порядка. С одной стороны, Церкви была предоставлена широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела семейные, дела по нарушению неприкосновенности и святости христианских храмов и символов, дела о вероотступничестве, об оскорблении нравственного чувства, о противоестественных грехах, о покушениях на женскую честь, об обидах словом. Так, Церкви предоставлено было устроять и блюсти порядок семейный, религиозный и нравственный. С другой стороны, под ее преимущественное попечение было поставлено особое общество, выделившееся из христианской паствы и получившее название церковных, или богоделенных, людей. Общество это во всех делах, церковных и нецерковных, ведала и судила церковная власть. Оно состояло: 1) из духовенства белого и черного с семействами первого; 2) из мирян, служивших Церкви или удовлетворявших разным мирским ее нуждам, каковы были, например, врачи, повивальные бабки, просвирни и т. п.; 3) из людей бесприютных и убогих, призреваемых Церковью, странников, нищих, слепых, вообще неспособных к работе. Разумеется, в ведомстве Церкви состояли и самые учреждения, в которых находили убежище церковные люди: монастыри, больницы, странноприимные дома, богадельни. Все это ведомство Церкви определено в уставе Владимира общими чертами, часто одними намеками; церковные дела и люди обозначены краткими и сухими перечнями. Практическое развитие начал церковной юрисдикции, изложенных в уставе Владимира, находим в церковном уставе его сына Ярослава. Это уже довольно пространный и стройный церковный судебник. Он повторяет почти те же подсудные Церкви дела и лица, какие перечислены в уставе Владимира, но cyxиe перечни этого последнего здесь разработаны уже в тщательно формулированные статьи со сложной системой наказаний и по местам, с обозначением самого порядка судопроизводства.Эта система и этот порядок построены на соотношении понятий греха и преступления. Грех ведает Церковь, преступление – государство. Всякое преступление Церковь считает грехом; но не всякий грех государство считало преступлением. На комбинации этих основных понятий и построен порядок церковного суда в уставе Ярослава. Bсе дела, определяемые в уставе, можно свести к трем разрядам: 1) дела только греховные, без элемента преступности, напр., употребление воспрещенной церковными правилами пищи, судились исключительно церковной властью без участия судьи княжеского; 2) дела греховно-преступные, воспрещенные и церковными правилами, и гражданскими законами, напр., умычка девиц, разбирались княжеским судьей с участием судьи церковного; наконец, 3) дела третьего разряда были всякие преступления, совершенные церковными людьми, как духовными, так и мирянами. По уставу Владимира таких людей по всем делам ведала церковная власть; но и князь оставлял за собою некоторое участие в суде над ними. Наиболее тяжкие преступления, совершенные церковными людьми, душегубство, татьбу с поличным, судил церковный судья, но с участием княжеского, с которым и делился денежными пенями.