Малоизвестная ленинградская писательница отправила Сталину донос, истолковывавший эпизод из рассказа Зощенко как антисталинский: мол-де Зощенко противопоставляет доброту и справедливость Ленина - резкости и неотесанности его спутника, в котором легко узнать Сталина. Сигнал бдительной писательницы попал в цель: Сталин помнил ленинское высказывание о его грубости и нетерпимости. Вождь решил наказать Зощенко и нашел повод: в одном рассказе Зощенко описывается обезьяна, живущая в зоопарке, - писателя обвинили в том, что, по его мнению, обезьяне в клетке живется лучше, чем советскому человеку. Сталин произнес на Политбюро разгромную речь о Зощенко, несколько раз назвав его сволочью. На основе этого Жданов составил Постановление, включив в него, по указанию Сталина, еще и Ахматову. Незадолго до этого, в 1946 году, Анну Андреевну приветствовали овацией в Политехническом и торжественно встречали в Союзе писателей, где Павел Антокольский воскликнул: «Приезд Ахматовой в Москву - крупнейшее событие после победы над Германией!» Сталина, не терпевшего чужой славы, особенно если она дриходила не из его рук, раздражала такая популярность.
Зощенко клялся друзьям и знакомым, что он даже в мыслях не держал Сталина, поэтому постановление было для него и неожиданным, и незаслуженно обидным.
Через пару лет Константин Симонов попытался помочь Зощенко. Он напечатал в «Новом мире» его фронтовые рассказы, а также организовал ему поездку в Англию, где возник слух, что Зощенко посадили. От путешествия за рубеж Зощенко отказался («Я там что-нибудь не то скажу»). Вскоре, впрочем, группа английских студентов приехала в Ленинград и выразила желание встретиться с Зощенко и Ахматовой. Встреча была разрешена, и оба героя постановления предстали перед иностранными гостями.
На вопрос, как она относится к постановлению, Ахматова надменно ответила, что считает его правильным и старается исправлять свои ошибки. Зощенко же воскликнул: «Я не сволочь, и поэтому с постановлением не согласен». Такой ответ обошелся писателю в долгие годы гонений и литературного забвения.
ИЗБЫТОК ЧУВСТВ
Банкет в Кремле по поводу Первомая. Приглашена писательская элита. Один из маститых подошел к Кагановичу, поздравил его и от избытка чувств поцеловал. Затем он подошел к Микояну и Жданову и расцеловался с ними. Наконец он дошел до Сталина и потянулся к нему. Сталин остановил его:
— Товарищ С., нельзя же в один вечер перецеловать все Политбюро. Оставьте кого-нибудь для следующего раза.
На другие банкеты этого писателя уже не приглашали.
РАЗОБЩАЮЩЕЕ ЕДИНСТВО И ОБЪЕДИНЯЮЩЕЕ РОЗОБЩЕНИЕ
Вскоре после войны между Шолоховым и Эренбур-том на национальной почве возникли напряженные отношения. Сталин счел необходимым вмешаться и сказал:
— Ваши евреи проявили трусость во время войны, а ваши казаки - антисоветские настроения и еще в гражданскую войну боролись с Советской властью.
Двусмысленнось этого «примирительного» жеста достигла своей цели: взаимная неприязнь между писателями не исчезла.
Сталинская стратегия, основанная на принципе «разделяй и властвуй» вносила в официальную политику интернационализма существенные «диалектические» коррективы, при которых единство народов сочеталось с их разобщением и «борьбой противоположностей». Антисемитизм был лишь звеном этой сталинской национальной политики, которая силой создавала общность и одновременно нагнетала напряженность между народами Прибалтики и неприбалтами обостряла отношения армян и азербайджанцев, грузин и абхазцев, казахов и русских и так далее.
ПОДАРЕННАЯ ЖИЗНЬ
По указанию Сталина за стихотворение «Люби Украину» украинского поэта Владимира Сосюру проработали в печати как националиста. По законам всякой сталинской кампании «по борьбе», во всех республиках стали сразу же разыскивать своих «националистов». Секретарь белорусского ЦК даже поблагодарил одного своего поэта за то, что тот дал материал для проработки его, так как долго не удавалось найти белорусского деятеля культуры, которого даже с большой натяжкой можно было обвинить в национализме. Над самим Сосюрой нависла опасность ареста, и он запил. Тут он и написал письмо, какого никогда не написал бы трезвым; «Отец родной, не убивай своего сына!». Письмо было столь странным, что дошло до адресата, который наложил не менее странную бюрократическую резолюцию регистратора прихода и расхода «человеческого материала»: «Тов. Сосюре сохранить жизнь».
ПОДВИГ МАТРОСОВА
На концертах в Георгиевском зале Сталин и правительство обычно сидели в первом раду. Однажды, рассказывает Образцов, во время исполнения танца с саблями Хачатуряна Ворошилов, сидевший рядом со Сталиным, встал перед ним чуть сбоку, как бы защищая его своим телом. Сталин как должное воспринял этот жест подхалимства.
БОРЕЦ С КУЛЬТОМ ЛИЧНОСТИ