Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода

Москва знала это и обращала на Нижний страдальческие взоры, умоляя о защите. Августа 25 получена была в Нижнем Новгороде грамота патриарха. Ее принес упомянутый выше Родион Моисеев, ходивший к Гермогену с вестями из Нижнего, — неустрашимый посланный проник в темницу святителя. Гермоген убеждал нижегородцев стоять за святое дело и не признавать царем сына Марины.

В Нижнем, при общем направлении умов верных нижегородцев на пользу отечества, нельзя было ожидать измены; но из пришельцев в нем были люди подобные Шульгину, с нечистой совестью, с шаткими убеждениями, готовые свою личную выгоду предпочесть выгодам отчизны. Таков именно был стряпчий Биркин; но, видя непоколебимую верность нижегородцев, он не смел явно выказывать своих убеждений: предание о балахнинских коноводах и о Вяземском и Лазареве было еще свежо, и потому он молчал до времени.

Алябьев послал список патриаршей грамоты в Казань, и слова святителя, страдавшего за отчизну, упали не бесплодно, и если не искоренили зла совершенно, то многих заблудших заставили отторгнуться «от воренка калужинскаго», как называли современники сына Марины[149], а верных укрепили на новые подвиги самоотвержения. Казанцы передали увещание патриарха в Пермь. Таким образом нижегородцы, оставаясь сами верными православию и Руси, подкрепили верность и в жителях других городов[150].

Дионисий и Авраамий, исполняя слово, данное вождям под Москвой, писали еще с июля грамоты в разные города. «Где святыя Церкви и Божии образа? — писали они, — где иноки, многолетними сединами цветущие, и инокини, добродетельми украшенныя? Не все ли до конца раззорено и обругано злым поруганием. Где народ общий христианский? Не все ли лютыми и горькими смертьми скончашася. Где множество бесчисленное во градех и в селех работные чада христианства? Не все ли без милости пострадаша, и в плен разведены. Не пощадеша бо престаревшихся возрастом, не устрашишася седин старец многолетних и сосавших млеко младенцев, незлобивая душа, все испиша чашу ярости праведного гнева Божия. Помяните и смилуйтесь над видимою смертною погибелью», и прочее[151].

В Нижнем Новгороде читались все воззвания в церквах, на базарах, в домах, и нижегородцы, слушая их, горели негодованием и местью на врагов отечества и ждали только голоса, который бы живым словом заставил совершить на деле то, что давно совершалось мыслью. И голос этот раздался.

В Нижнем повторилось то же самое, что за 88 лет до того совершилось в Швеции и в половине XV столетия во Франции, с той разницей, что человек, по голосу которого нижегородцы снова восстали и пошли спасать Москву и Русь, и спасли их, был не высок по рождению, как Густав Ваза, и действовал не под одним увлечением безотчетного энтузиазма, как Жанна д’Арк.

За укреплением, или старым острогом нижегородским, в слободе Благовещенского монастыря, в приходе Рождества Иоанна Предтечи[152] жил этот, до того времени безвестный человек, о котором впоследствии сказал великий вития — Златоуст Российской Церкви[153]: «Его же память в благословении и вечным прославлением почитаема быть заслуживает». Нужно ли называть его? Кто ныне из русских не знает и не произносит с благоговением имя «выборного человека (от всего) государства московского»[154], а впоследствии дворянина, заседавшего в Думе царской.

К Минину как нельзя более идут слова апостола: «немощная мира избра Бог, да пострамит крепкая; и худородная мира, и уничиженная, и не сущая, да сущая упразднит»[155].

Скромно жил он до того часа, покуда всемогущая воля Зиждителя мирови не избрала его, как и безвестного отрока Давида, к совершению великого дела; так скромно, что люди русские, благоговейные перед памятью великого мужа, да и самые нижегородцы, живущие, где была его колыбель и где есть его могила, мало имеют сведений, или почти вовсе не имеют, о его доисторической жизни.

Все, что известно о нем до 1611 года, заключается в немногих словах: он «имяше торговлю мясную»[156], служил посадским старостой, участвовал в походах Алябьева и Репнина; да есть еще предание, что он родился в Новгороде Великом и пришел с отцом в Нижний Новгород 12 лет, и что состояние по тому времени имел значительное. Но это только предание, не больше.

В своем кругу Минин пользовался уважением по честности и храбрости, которые выказал в делах городских и в походах, а более того — по своему возвышенному уму, которым достиг впоследствии не только безграничной доверенности всех нижегородцев, но и того, что князь Пожарский, гордый, как все аристократы XVII столетия, проникнутый духом местничества, признал его — простого посадского — себе равным[157].