— Отследят — сдам. Это не криминал. Но вообще, обычно такие штуки работают от тепла человеческого тела, как биомодераторы. Если человек мертв — они замолкают. Хотя и с некоторым опозданием.
Хоронить было нечего, так что мы с Сашей просто помянули Анатоля в узком кругу. Других близких знакомых у него, вроде бы, не было.
Квартиру просто закрыли, я пока не стал заниматься улаживанием вопросов об аренде с хозяевами. Анатоль был зарегистрирован — разберутся, в крайнем случае, выйдут на меня.
Поминки проходили в моей квартире.
Я пил водку без особого энтузиазма, последнее время меня вообще не тянуло на спиртное, Саша тоже не питал пристрастия к этому напитку, зато нам было, о чем поговорить.
— Преображенные на Тессе общались друг с другом? — спросил я. — Ты говорил о друге, который погиб, пытаясь спасти умирающего от Т-синдрома.
— Да. У нас было что-то вроде клуба.
— Или секты? Я не хочу тебя обидеть, к тому же ты, по-моему, человек рациональный и не склонный к мистике, но захват Дарта теосами, судя по всему, начался с организации ими сект, которые вскоре пришли к власти.
— На Тессе были секты, Даня, но у нас скорее клуб. Мы не были агрессивны.
— Чем вы отличались от остальных?
Он задумался.
— У нас несколько человек имели своих цертисов. Это большая редкость.
— Где эти люди?
— Один погиб, как я тебе описал, двое прилетели с нами, и двое исчезли.
— Как Анатоль?
— Не знаю. Я не видел их смерть. Просто перестали появляться в клубе и отвечать на запросы.
— Понятно. Саша, у тебя были приступы?
— Да.
— Сколько?
— Кажется, четыре. Давно уже не было.
— Как давно?
— Месяца три.
— Странно. Говорят, приступы только становятся чаще.
— Все пытаешься найти панацею? Ты даже не врач.
— У меня мама врач. Будет нужно — проконсультируюсь.
Он пожал плечами.
— Это средство ищут уже лет двадцать.
— Значит, не там ищут. Саш, а что случилось три месяца назад?
— Три месяца назад — погиб мой цертис.
Я уже хотел воскликнуть «эврика», но у Анатоля никогда не было цертиса.
В Сети появляются беспокойные новости, а мне снятся беспокойные сны: похоже, что метаморфы готовят нападение на Кратос. Моей армии выдали оружие: ручные Иглы Тракля, как я и просил. Покочевряжились, но выдали. Инструкторов я нашел сам. Потом выбил деньги на их зарплату. Среди моих Преображенных процентов десять успели повоевать. Это немного облегчает задачу. Все дни я провожу с моим войском, но при этом чувствую себя не полководцем, а бухгалтером или управляющим фирмой — все упирается в финансирование, с него начинается и им заканчивается.
Пару раз пришлось пробиваться на аудиенцию к Страдину. Он охотно принимает меня. Наверняка знает, что я периодически закрываюсь от его имплантированного шпиона, и в моем жизнеописании зияют пробелы, знает, что я отдал микроаннигилятор Анатоля на исследование (тогда я был слишком взволнован, чтобы думать о сохранении тайны), но, тем не менее, не упрекает, не обвиняет и не хватает за грудки. Напротив, методично отмечает этапы моего приближения к должности Принца Империи. Ну, еще немного, парень, еще чуть-чуть — и кольцо твое.
Мое мнение об Императоре лучше не стало. Сволочь, посредственность с замашками диктатора, равнодушная ко всему, кроме безопасности своей и своего кошелька, нимало не озабоченная судьбой Империи в отрыве от комфорта собственной задницы. Но, что бы я без него делал? Финансирование выдает, словно у меня собственный счет в Госбанке, по первому требованию.
Для собственных изысканий остается ночь. С выяснением личности Алисии Штефански дела обстоят следующим образом: две из четырех претенденток до сих пор появляются в обществе, они на виду и Алисиями не являются. Осталось две: статс-дама, ушедшая в отставку и удалившаяся в свое имение на Кратосе и дама, занимавшая пост министра культуры, смещенная с должности в результате последнего перетряхивания кабинета при Анастисии Павловне, и после увольнения вернувшаяся на родину, Версай-нуво, Тесса.
Я склоняюсь ко второму варианту, уж больно много совпадений. Его нетрудно проверить: Никита Олейников хорошо знал эту даму, еще, когда она занимала свой пост. Можно изменить черты лица, цвет глаз, даже тембр голоса, но манеры, стиль общения, привычки изменить практически невозможно. Я намереваюсь устроить очную ставку: Никита должен ее узнать.
Я послушался совета. Изучение дела Хазаровского оказалось прелюбопытным занятием. В общем, только когда я отсмеялся, я понял, как все это печально. Особенно сильное впечатление производило сравнение приговора и представления к ордену «За заслуги перед отечеством», которым Леонид Аркадьевич был награжден императрицей. Тексты совпадали процентов на восемьдесят. Получается, что человеку сначала дали алмазную звезду, а потом посадили за то же самое, только слегка сместив акценты.