Кража

– Уже девятый час, – вздохнул Уильяме. – Надо бы в эту раму поместить другую картину Сардо и повесить на прежнее место, тогда мы можем спать спокойно.

– Уверяю вас, что в десять вы будете уже вовсю храпеть. Бариччи встал и поднял картину Андре – из-под нее проглянули классические мазки кисти гениального голландца.

– Я заберу это сокровище в свой кабинет и подготовлю к транспортировке. Поместите, картину Андре в раму – в этом искусстве вы преуспели больше меня. В половине девятого мы отправимся в доки. – Бариччи прошествовал через комнату, держа полотно Рембрандта под мышкой. – Любопытно бы взглянуть на Тремлетта, когда он… – Голос его пресекся, когда, открыв дверь, он столкнулся с тем, о ком только что говорил.

– Почему бы и не взглянуть, если он перед вами? – процедил Эшфорд сквозь зубы, останавливаясь на пороге.

Обернувшись, он жестом пригласил войти детективов Коньерза и Парлза, возникших за его спиной с пистолетами в руках.

– О! Пока вы изучаете выражение моего лица, не будете ли любезны передать детективам это полотно? Я уверен, что они горят желанием как можно скорее возвратить его лорду Мэннерингу.

Бариччи тяжело привалился к стене и начал оседать на пол – на лице его застыло выражение крайнего изумления. Он не мог поверить своим глазам.

– Значит, вы не собирались приходить в галерею утром. Ваши угрозы были рассчитаны на то, чтобы заставить меня действовать!

– Совершенно верно! Каждое мое слово было рассчитано именно на это, – подтвердил Эшфорд.

Он взглянул в запасник и сделал знак Уильямсу подняться с пола.

– Можете прекратить свою работу, Уильяме, – обратился он к побледневшему как полотно помощнику Бариччи. – Там, куда отправится Сардо, ему не придется хлопотать о продаже своей картины. Возможно, вас поселят в одной камере. А Бариччи вместе с другими убийцами будет дожидаться виселицы.

– Я не убивал Эмили Мэннеринг! – завопил Бариччи, забыв о своих изысканных манерах и вцепившись в отвороты сюртука Эшфорда, – Я сказал вам правду. Она была жива, когда я с ней расстался. Брови Эшфорда недоверчиво поднялись; он попытался освободиться из цепких пальцев Бариччи. Но тут Коньерз, сделав прыжок вперед, заломил руки Бариччи за спину и приставил пистолет к его лопатке. Парлз, скрутив руки Уиль-ямса, проконвоировал его до двери в кабинет.

– Говорили правду? – с насмешкой повторил Эшфорд. – Да вы, Бариччи, понятия не имеете о том, что такое правда…

– Нет же, Тремлетт, – рванулся он из рук полицейского, пытавшегося увести его. – Поверьте мне, вы ошибаетесь. Сам Бог – мой свидетель, я не убивал Эмили.

Он заколебался: говорить или нет?

Чутье подсказывало Бариччи: молчание в этой ситуации может обойтись ему очень дорого, а вот содействие полиции могло смягчить его участь, и Бариччи решился.

– Я расскажу вам все, все, что произошло, – сказал он, взяв себя в руки. – Меня ведь не могут повесить за преступление, которого я не совершал-

– Подождите, – обратился Эшфорд к Коньерзу, сделав ему знак рукой.

Эшфорд отдавал себе отчет; да, человек этот – обманщик, самая гнусная тварь, какую только можно вообразить. И все же что-то в его тоне, в выражении глаз заставило Эшфорда засомневаться. Он даже готов был поклясться: голос Бариччи в эту минуту звучал правдиво.

– Пусть вы не убивали, я готов вам поверить, тогда кто же мог это сделать?

– Не знаю. – Лоб Бариччи покрылся бисеринками пота. – Я едва не сломал мозги, думая об этом с того самого момента, когда узнал о случившемся. А вот в чем я виноват – скажу.

Эшфорд подался вперед при этих словах Бариччи, интонация которых звучала как исповедь.

– Вы признаете, что крали картины? Не только Рембрандта, но и десятки других? – спросил он.

– Предположим, но какие гарантии вы мне дадите?

– Вы постоянно торгуетесь, Бариччи. – Эшфорд рассмеялся, – Джентльмены, – кивнул Эшфорд полицейским, – какую сделку мы можем предложить этому господину?

– Это зависит от того, кто убил леди Мэннеринг, – ответил Коньерз.

– Я же сказал, что не убивал ее! – вскричал Бариччи.

– Если это правда и вы готовы сотрудничать с нами, мы с Парлзом постараемся добиться для вас самого гуманного приговора.

Глаза Бариччи засветились надеждой.

– В таком случае я согласен. Я признаюсь в краже картин, упомянутых Тремлеттом.

– Кто помогал вам, кроме Уильямса? – спросил Эшфорд.