Кража по высшему разряду

Ромка по-хозяйски поместил тонкую Иннину руку в свою и принялся нежно поглаживать каждый пальчик. Инна таяла, как мороженое в вазочке, которое Ромка притащил на столик пять минут назад. Эта умелая рука лишила ее остатков воли. Парализовала ее обычно критический ум. Прежнее знание о Ромке и о его беззастенчивых похождениях вмиг испарилось. Напротив Инны сидел незнакомый и очень привлекательный мужчина, чьи мужские качества теперь не оставляли сомнений. Поймав ее растерянный взгляд, Роман неохотно отпустил руку женщины, поднялся с места и принес две рюмки коньяка.

— За авантюрных женщин! — провозгласил он тост, вновь завладевая ее рукой.

Чтобы преодолеть смущение, Инна выпила. Она почувствовала, как ее щеки предательски запылали. Ромка, заметив, что процесс движется в нужном направлении, как бы случайно тронул ее под столом ногой. И тут Инна отчетливо осознала то, во что второй день изо всех сил старалась не поверить. Но теперь сомнений быть не могло. Она каждой своей клеточкой хотела этого бабника.

— Да, пока не забыл, передай, пожалуйста, Изольде вот это. — Свободной рукой он извлек из кармана конверт с фотографиями и, словно третьестепенную вещь, не имевшую никакого отношения к их встрече, положил перед Инной. — Вот, успел снять твою дурацкую картину в нескольких ракурсах. Хотя не вполне понимаю, зачем Изольде это нужно.

Инна пожала плечами.

— Ну, что-нибудь еще? — спросил он у Инны, очевидно имея в виду десерт.

Она отрицательно замотала головой. Ромка пристально взглянул на нее, и этот глубокий мужской взгляд придал его банальным словам совсем иной смысл. Парочка заговорщицки взглянула друг другу в глаза и внезапно засмеялась. Они уже были настроены на одну волну и легко читали мысли друг друга.

— Тогда предлагаю экскурсию в скромную каморку осветителя, — предложил мужчина тоном, не допускавшим возражений. Так небрежно, будто Инна в прежней жизни только и делала, что бродила по театральным закоулкам. И женщина, словно околдованная, молча кивнула.

Ромка с видом триумфатора небрежно обнял Инну за плечи и повел ее прочь из буфета. Инна спиной почувствовала множество любопытных и несколько одобрительных взглядов, провожавших ее. Наверное, тот, кто поставил на любовную победу Ромки, выиграл-таки в тот вечер свою законную стопку водки.

Они шли по длинному коридору, тесно прижавшись друг к другу. Ромкина рука, прежде скромно лежавшая на ее плече, скользила все ниже, ниже… И у Инны не было сил оторвать ее, отодвинуться от большого и бесшабашного Казановы, убежать прочь, в конце концов. Так летит бабочка на открытый огонь, так спешит мышь в мышеловку, так попадает муха в паучьи сети… Боже, все это не единожды описано в литературе, а толку-то!… В общем, «все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неисчислимы наслажденья», как писал незабвенный Александр Сергеич. В слабом электрическом свете лицо Ромки сделалось бледным, как у Призрака оперы, а глаза почти светились в полумраке. Было заметно, что он всерьез завелся.

У двери в каморку Ромка замешкался с ключами. «Скорее! Ну скорее же!» — мысленно подгоняла его Инна. Словно она смотрела фильм, в котором от этого поворота ключа зависела жизнь героев.

Щелкнул замок, и они наконец ввалились в комнату, пропахшую пылью и театральной бутафорией.

С плеча Инны со стуком рухнула сумка. Ромка захлопнул дверь, и густая тягучая темнота, как пологом, накрыла парочку. Сильные руки мужчины обхватили Инну и повлекли в закуток за шкафом.

— Разве наша экскурсия пройдет в темноте? — прошептала Инна. Больше она не смогла произнести ни слова. Господин осветитель запечатал ей рот долгим и страстным поцелуем.

Инна оказалась запертой в крошечном пространстве между шкафом и Ромкиным коленом, которым он властно прижал ее к стене. А его руки, сильные и одновременно нежные, по-хозяйски проникли под ее грубый свитер и, ловко расстегнув бюстгальтер, ласкали беззащитные груди. Инна еле сдерживалась, чтобы не закричать от желания, которое теперь овладело ею целиком — от мочек ушей до мизинцев на ногах. Еще! Еще! Лишь бы никто не помешал! Не прервал тайный и сладкий до ужаса полет в каморке под потолком. Подожди немного… Еще… Вот сейчас…

Они были потные, полуодетые, задыхающиеся. Инне показалось, что на весь театр было слышно, как стучит ее сердце.

Женщина вздрогнула. За шторкой, выходившей на театральный балкон, вдруг не естественно громко грянул хор. В пустом зале он прозвучал оглушительно и даже грозно.

«Наверное, на сцене началась репетиция. Ромка говорил, что спектакля сегодня не предвидится», — пронеслось в голове у Инны.

— Эй, Караваев, ты что там, уснул? — послышался из зала раскатистый рык режиссера. — Дай-ка свет на задник.

Ромка, чертыхаясь, накинул потрепанную куртку на потную спину, выскочил на балкон и осветил занавес кроваво-красным цветом.

По каморке тут же поползли красные блики. Ромка вернулся к Инне и довольный произведенным эффектом, хмыкнул:

— Ну как? Страсть в багровых тонах! Настоящая цветомузыка. Почти как у старика Скрябина. Впечатляет?