Кража в Венеции

– Безусловно. В полной мере! – ответил Брунетти, ожидая, произнесет ли Альвино ключевую фразу: «Надеюсь, вы не забудете этого при нашей следующей встрече!»

Не произнес… Вот поэтому он и был симпатичен Брунетти. Комиссар услышал от него лишь:

– Прошу вас, дотторе Брунетти, звоните, если я смогу еще чем-нибудь вам помочь!

Последовал обычный обмен шутками, и комиссар положил трубку.

21

Брунетти вспомнил о Гриффони. Интересно, что, по ее мнению, хуже: то, что Сартор может быть убийцей, или то, что он украл и продал более чем на пятьдесят тысяч евро редких книг из Мерулы и, возможно, из других библиотек, а потом проиграл в казино эту частичку культурного наследия Италии? Думается, в конце концов Клаудиа выберет первый вариант, после долгих душевных терзаний отказавшись от второго.

Его собственная реакция была более взвешенной. Доказательств того, что Сартор украл книги и убил Франчини, у них не было, и Брунетти отдавал себе в этом отчет. Человека невозможно повесить за уклонение от прямого ответа или за отпечатки пальцев, оставленные на книге. А ведь он сам с удовольствием слушал, когда Сартор рассказывал, как заинтересовался книгами, которые изучал Никерсон и другие исследователи. Брунетти мысленно вернулся к самому первому разговору с охранником. О, эта подкупающая искренность недоучки, признающегося в том, что он восхищается книгами! И скромность, столь уместная для человека, занимающего скромное положение в обществе, но, тем не менее, интересующегося высокими материями… Сартор предстал перед Брунетти не как охранник, а как читатель.

И комиссар попался на эту удочку, поверил, что он тот, кем хочет казаться.

Зазвонил телефон.

– Комиссарио, – услышал Брунетти в трубке голос синьорины Элеттры. – Только что ответили из Интерпола. Доктор Никерсон, американский ученый, на самом деле не доктор, не Никерсон, не американец и не ученый-филолог.

– Он итальянец? – спросил Брунетти.

– Филиппо д’Алессио, неаполитанец, – сказала Элеттра. – Переслать вам этот файл?

– Пожалуйста, перешлите!

– Уже сделано, – сказала она и отключилась.

Брунетти было приятно, что синьорина Элеттра первым делом позвонила ему, чтобы рассказать о новостях: так ребенок на пляже хочет, чтобы его сначала похвалили за найденную красивую ракушку, и только потом с гордым видом отдает ее вам…

К тому времени, когда комиссар включил компьютер, электронное письмо уже пришло. Филиппо д’Алессио имел длинный послужной список имперсонаций и краж, причем первое успешно применялось для второго. Этот человек свободно говорил на немецком, итальянском, английском, французском и греческом языках – и разыскивался полицейскими тех стран, где эти языки были в ходу.

В Италии д’Алессио дважды попадал под арест за кражу кредитных карт и трижды – за аферы с почтой. В трех странах он находился в розыске за хищение фолиантов и книжных страниц. Схема, по которой действовал преступник, была одна и та же: он предъявлял поддельные документы, представившись ученым, и «приступал к исследованиям» – иногда в музее, но чаще всего в библиотеке. Йозеф Ни́колай не вызвал подозрений в Австрии и Германии, Хосе Никандро – в Испании. Джозефа Никерсона разыскивали копы Нью-Йорка и города Эрбана, штат Иллинойс; людей с похожими именами – полицейские Берлина и Мадрида. О том, кого искали греки, данных не было.

Интерпол отправил фотографии д’Алессио в несколько библиотек; библиотекари отослали их своим коллегам, многие из которых обнаружили, что этот обаятельный молодой «ученый» поживился и в их фондах. Брунетти подозревал, что многим библиотекам еще предстоит узнать о последствиях «исследований», проведенных неким… ну, к примеру, Жозефом Николе в Bibliotheque Nationale[129] или Йозефом Как-нибудь-еще – в библиотеке Краковского университета.

Для Отдела по борьбе с кражами произведений искусства д’Алессио был профессионалом, который на заказ похищал отдельные книги или страницы. Его родные заявляли, что давно с ним не общаются, и это при том, что его отец, сапожник на пенсии, недавно приобрел шестикомнатные апартаменты в центре Неаполя. Деньги для покупки ему на банковский счет перечислила «тетушка с Каймановых островов».

Закончив с отчетом, Брунетти понял, что после насыщенных событиями последних дней ему скучно. Комиссару было нечем заняться, разве что ожидать звонка Боккезе. Брунетти придвинул к себе лист бумаги и стал набрасывать возможный сценарий событий. Он поместил в центре слово «Книги» и обвел его в кружок, который тут же соединил прямой линией с другим кружком – «Никерсон/д’Алессио». Вернулся к первому кружку и соединил его с «Франчини» и «Сартор». Затем, увидев вероятную связь, соединил «Никерсон/д’Алессио» и «Франчини» и над этим отрезком поставил вопросительный знак.

О чем думал бывший священник, годами сидя над томами святых Амвросия, Киприана и Иеронима? Он уже торговал книгами при посредстве Дура и наверняка раздобыл немало фолиантов в библиотеках Виченцы за то время, пока там работал. Брунетти не сомневался, что за этот период у него сформировалась постоянная клиентура.