Креативность и благополучие. Аналитическое движение к творчеству

На основе этого мы постарались переформулировать те факты, которые собирали долгое время: аналитическая работа постепенно ослабляет защиты, которые блокируют доступ к бессознательному, а творческий процесс – это способ выразить содержимое бессознательного. Действительно, творчество добывает себе материал в глубине человеческого существа и, благодаря механизмам деформации, позволяет ему проявиться. Анализ может разблокировать подавленный творческий потенциал, поскольку творчество является процессом материального воплощения скрытых в бессознательном элементов.

Фрейд дал нам ключ к тому, что позволяет приоткрыть процесс деформации (искажения) и явить свету конфликтный внутренний мир человека, проецирующийся в произведениях искусства. К этому его привела попытка интерпретировать произведения искусства через изучение жизни их авторов. Примерами подобного психоаналитического изучения искусства являются самые известные фрейдовские интерпретации «Градивы» Иенсена (Freud, 1906, p. 259–336), «Воспоминаний детства» Леонардо (Freud, 1910, p. 209–284) и «Моисея» Микеланджело (Freud, 1914, p. 295–328).

Фрейд изучал также сами творческие способности. Он показал, что внутри любого продукта человеческой деятельности лежат более или менее скрытые репрезентации подавленных сексуальных переживаний. На самом деле, чтобы описать основной пункт теории бессознательного, а именно эдипов комплекс, Фрейд опирался на произведение Софокла «Царь Эдип». Таким образом он смог обобщить свою теорию либидо, расширив ее от клинического применения до обыденной жизни.

Вклад Фрейда в понимание продуктов творчества и креативности в целом бесценен. Однако в его подходе можно усмотреть некую двусмысленность, поскольку он связывал творческий процесс с клиникой, т. е. связывал творчество с формированием симптомов, а именно с подавлением сексуальности и бессознательной агрессивностью. Это стимулировало психоаналитиков при исследовании креативности оставаться в рамках психопатологии и понимать творческий процесс как более или менее невротическую попытку разрешить психический конфликт.

Обычно творчество рассматривается и как сублимация, и как невротический симптом. В обоих случаях креативность включает в себя отказ от удовлетворения сексуальных и агрессивных желаний, т. е. она доставляет только относительное удовлетворение, которое часто переживается субъектом как что-то неполное, как частичная компенсация.

На этот счет часто можно услышать, что творческие люди описывают свою деятельность как тяжкий труд, болезненное вынашивание, невыносимое страдание. Творческий акт описывается как внутренняя потребность, без которой они предпочли бы обойтись, поскольку она является результатом непереносимого напряжения. В таком свете творческая деятельность походит больше на попытку выйти из тяжелого состояния, чем на приятное занятие. В этих словах мы слышим наследие патриархального общества, где служение долгу и чувство вины превалируют над поиском собственного удовлетворения. И все же, что касается анализа, мы знаем, что творческий процесс зависит по большей части от внутренней структуры психики субъекта. То есть отношение с обществом непрямое и является результатом интериоризации семейных и общественных правил в течение первых лет жизни. Большая часть этих правил усваивается ребенком в качестве «запретов», и позже именно это будет ограничивать его свободу и радость самовыражения.

Итак, творчество рискует быть бессознательно пережитым как нарушение запрета, провоцируя психический конфликт, обязательно сопровождающийся страданием. Все это тормозит творческое выражение. На самом деле, креативность сама по себе совсем не болезненна! Если и есть страдание, то оно вызвано конфликтом. Когда в глубине психики происходит конфликтная динамика, ничего не остается, кроме как сформировать и сублимировать симптом. Тем не менее, хотя, бесспорно, существуют творческие акты, которые являются самыми настоящими симптомами или блестящими результатами сублимации, мы считаем, что они не отражают всех видов проявлений творческих способностей.

В нашей практике мы столкнулись с тем фактом, что с определенного момента анализа творческий акт необязательно сопровождается страданием. Наоборот, он может быть связан с разрядкой, с личностной реализацией, с приятным чувством гармонии и даже с полным импульсивным удовлетворением. На самом деле, поведение человека в анализе выглядит таким образом, что, разрешив важный конфликт в своей психике, он производит спонтанное движение, стараясь запустить творческий порыв, направленный на проявление благополучия.

Итак, мы встали на путь расширения клинических границ, которые составляют очень важную часть аналитической работы, для того, чтобы расширить экзистенциональное понимание креативности, хорошо проявляющееся в процессе продвинутого анализа и еще в большей степени – после.

Таким образом, нас больше всего интересует проявление творческих способностей, связанное с работой аналитика.