Креативщик

В судейской комнате он пережил классический катарсис. Ощущение, которое испытывает душа, вырываясь из колеи, наезженной за предыдущие жизни, многократно описано в специальной литературе. Это вроде второго рождения на свет. Не буду тратить время.

Совещание продолжалось долго. Председательствующий попросил другого заседателя выйти и накинулся на Екклесиаста. На «ты», да с матом, да с угрозами. А Екклесиасту было все равно. Он прислушивался к тому, что у него внутри происходило.

Никакого особого мнения ему в результате написать не дали. Просто перенесли заседание, а на следующее назначили другой состав судей. Так что больному Екклесиаст все равно не помог. Зато себе навредил по полной.

С работы ему надо уходить, это без вариантов. А куда? В адвокатуру? Но у него ни опыта, ни сноровки, да и возраст уже не тот, с нуля начинать. И потом, хороший адвокат сегодня – это кто? Тот, кто знает, кому и сколько заносить. Это уж точно не по части моего пациента. Опять же, среди судей, с которыми адвокату надо договариваться, у него теперь понятно какая репутация.

С молодой женой тоже раздрай. Она вообще довольно скоро стала похожа на предыдущую супругу: тот же доминирующий тип. Ну, это естественно с точки зрения типологии межличностных отношений. А после этого конфузного происшествия стало – хоть домой не приходи. Женщина ведь работает там же, секретарем. Дитя системы. С ее точки зрения, Екклесиаст с ума сошел. «Ты псих! Ты лузер! Тебя лечить надо!», и все такое.

По всем параметрам жизнь моего пациента превратилась в ад. А он, представьте себе, счастлив. Никогда не испытывал такой полноты жизни, такой свежести бытия. Оказывается, «иголка» его судьбы бог знает сколько инкарнаций спотыкалась на солнечном зайчике, а тут вдруг взяла – и проскочила. Представляете?

Это, конечно, не гарантия того, что у него «мелодия» до конца чисто доиграет. Наверняка будут и другие засады, где он может споткнуться. Придется жить заново. Но одно могу гарантировать: на той же самой «точке возврата» он больше не сорвется. Это сто процентов».

С этими словами гештальтист-ретурнист горделиво захлопнул свой электронный блокнот и спрятал его в карман.

«Ну как вам? Заставляет задуматься, не правда ли?»

Можно было не спрашивать. К концу истории старик от нетерпения и возбуждения весь изъерзался – насколько способен изъерзаться парализованный: дергал головой и чуть раскачивался в кресле.

«Доктор, вы должны меня выслушать! У меня в семьдесят третьем тоже был один случай… Я думаю, это по вашей части! У вас есть еще пять минут?»

«У меня-то есть, а за вами уже пришли. – Терапевт показал на аллею, по которой быстро шла школьница в клетчатой юбке. – Это ведь ваша внучка?»

«Ничего, я скажу, чтоб еще немножко погуляла. И вообще, она умная девочка. Я вас с ней познакомлю».

«Нет, хватит с меня на сегодня девочек», – непонятно ответил собеседник. Он внезапно потерял всякий интерес к разговору. Очевидно, относился к разряду людей, которые обожают говорить сами, а слушать других им скучно.

«Что?»

«Извините, мне пора».

Альбинос слегка поклонился и хотел ретироваться обратно в кусты.

«Где находится ваша клиника? – крикнул инвалид. – Я достану деньги! Хочу записаться к вам на прием!»

«Зачем вам зря у.е. тратить? – донеслось из кустов. – Методика вам теперь понятна. Попробуйте сами. Может, получится?»

14:40

Пройдя по газону, белоголовый оказался на соседней дорожке. Поглядел направо, налево, пожал плечами и быстро зашагал к выходу из парка. Настроение у него стало еще лучше. По аллее он несся чуть не вприпрыжку. Лет тридцать ему можно было дать, никак не больше. Даже наряд, который утром казался старомодным, теперь воспринимался иначе: просторный льняной костюм с элегантной, тщательно продуманной небрежностью свободно висел на стройной фигуре, тупоносые туфли смотрелись стильно.

Бодро стуча каблуками, альбинос дошел до Кирочной, потом до Литейного и слился с обеденной толпой. По людным местам он гулял долго, часа два. Прошел до начала Невского, повернул обратно. За все время ни разу не присел и нигде не останавливался дольше, чем на несколько секунд. При этом у бездельника был такой вид, словно он занимается важным, ответственным делом. Может, ищет кого-то, очень нужного.

Глазами, во всяком случае, он стрелял во все стороны. Всматривался во встречных. Назад только ни разу не обернулся.

Зря, между прочим.

Если б оглядывался, то, возможно, заметил бы, что за ним, отстав метров на двадцать, идет некий человек, старательно соблюдая дистанцию. Если она увеличивалась, человек прибавлял ходу. Если объект наблюдения замедлял шаг, «хвост» приседал и начинал возиться со шнурком.

Черт знает, сколько времени уже длилась эта слежка. То, что это слежка, окончательно прояснилось, когда беловолосый свернул с Невского.

16:59

Произошло это вот как.