Кречет

Однако, выйдя на улицу. Жиль снова ощутил — на этот раз еще сильнее — дурноту, которая охватила его еще перед виселицей. Ему не стало легче от того, что он увидел Ситапаноки. Он думал, что освободился от ее чар, но сразу вновь почувствовал себя перед ней слабым, как ребенок. Один только взгляд ее золотистых глаз снова разжег пожар в его крови, и теперь у него было только одно желание — увидеть ее снова.

Он рассеянно прочел письмо Рошамбо, хотя оно было очень важным для него и для Тима. Командир французского экспедиционного корпуса сообщал в нем своему бывшему секретарю, что с него сняли обвинение в убийстве.

«Солдат из гусарского полка Лозена, известный под именем Самсон-Шкура, был пойман, когда он вместе с тремя сообщниками пытался захватить груз золота незадолго после его отправки из Нъюпорта. Двое бандитов были убиты.

К сожалению, двое других сумели сбежать. Одним из сбежавших был Самсон. Найти его не удалось. Итак, знайте, что вы, вернули себе уважение ваших товарищей и обрели благорасположение герцога де Лозена, и в день, когда Господь позволит нам вернуться во Францию, вы снова займете при мне то место, которое я никогда и не думал у вас отбирать…»

Жиль нервно смял письмо. Он чувствовал скорее недовольство, чем удовлетворение. Конечно, было приятно больше не чувствовать себя изгоем, но его гордость была задета. Вашингтон сделал его офицером. Однако, если он вернется в ряды французов, ему, видимо, придется снова взяться за чернильницу и перо… Ну нет, если Америка желает его усыновить, пусть он станет ей сыном до конца…

В сущности, больше всего в этом письме его порадовало то, что Морван избежал военного суда. Смерть Морвана принадлежала ему. Жилю Гоэло. Никто, даже король, не имел права отнимать у него этого человека. Слишком жгучей была ненависть, возникшая между ними! Они должны встретиться со шпагами в руках на поединке.

Лицом к лицу!

— Эти недотепы-жандармы не смогли его найти, — пробормотал он, пожевывая травинку, — но я знаю, что рано или поздно достану его, где бы он ни был…

Толпа возвращалась с маленького кладбища Тэппена , где похоронили несчастного майора Андре. Заметив Тима, который разглагольствовал, возвышаясь над небольшой группой людей, Жиль позвал друга, чтобы вместе пойти в трактир выпить там рому. Письмо Рошамбо стоило того, чтобы за него выпить, а уж после казни и неожиданного возвращения Ситапаноки юноше хотелось напиться до потери сознания.

Жиль добросовестно попытался добиться этого, поощряемый Тимом, которому вовсе не понравилось появление красавицы индианки.

— Если бы только ты мог не протрезвляться до тех пор, пока эта проклятая сука не уедет из деревни, я был бы спокоен. — Тим налил своему другу полный стакан. — Ты достаточно рисковал из-за нее своей шкурой, и я уверен, что тебе хочется сделать это еще раз.

— Кто сказал, что я хочу умереть? Я хочу ее!

Мне кажется, что, если бы я обладал ею… хотя бы один раз, я освободился бы от ее чар…

— Или привязался бы к ней еще больше! Есть женщины, которые как вино: когда попробуешь, хочется еще и еще. Думай о другом, так будет лучше. За твое здоровье!

Но, странное дело, Жиль не пьянел. Зато Тим уткнулся носом в стол и захрапел. Юноша мрачно посмотрел на него: пить одному было неинтересно. Если Тим оставил его, ему нечего было больше делать в этом трактире. Бросив на стол несколько монет, он неуверенной походкой вышел из трактира и обнаружил, что уже ночь.

Он глубоко вдохнул холодный воздух. В голове прояснилось. Огни костров вокруг Тэппена окрашивали ночь в красный цвет, но все было спокойно, хотя до осажденного Нью-Йорка было не более двух миль. Пушки молчали, и если иногда вдали и раздавался ружейный выстрел, то это мог быть только запоздалый охотник.

Наступала осень, и война, как и земля, скоро уснет. Противники останутся на своих позициях в ожидании весны, которая принесет… Что же?

Другие средства выиграть войну: больше оружия, больше людей, больше денег? Солдаты должны были снова стать крестьянами, чтобы засеять поля, но это будет еще не скоро…

Вздохнув, Жиль пустился в путь, чтобы добраться до места расположения своей части, не слишком соображая, куда идет. Ему не хотелось возвращаться, не хотелось спать, и, по правде говоря, он сам не знал, чего бы ему хотелось, кроме разве что избавления от головной боли, разламывавшей виски. Внезапно он на что-то наткнулся и грубо выругался, но тут же извинился, увидев, что это женщина.

— Я искала вас, — раздался спокойный голос;