Сильные удары в дверь прервали его. Слуги Сен-Мелэнов пришли на помощь своему хозяину.
Должно быть, их привлек пистолетный выстрел.
— Потише, вы там! — закричал Жиль на бретонском наречии. — Мой пистолет нацелен на вашего хозяина. Если вы не успокоитесь, я его прикончу!
Шум мгновенно утих. Было слышно только потрескивание огня и чавканье девчонки, жадно евшей прямо из блюда.
— Никогда не слыхал о тебе! — проворчал Тюдаль. — Откуда ты?
— Из Америки, где видел, какими делами занимался твой брат! Но, в конце концов, это тебя не касается. Вопросы задаю я.
— Ладно! Задавай сколько влезет, но не думаю, что отвечу на них…
— Посмотрим! Ты заставил госпожу де ла Бурдоннэ отдать тебе Жюдит, чтобы выдать ее замуж за очень богатого старика. Тогда объясни мне, почему в вечер свадьбы ты решил ее убить?..
Убить?! Этого слова недостаточно, чтобы описать весь ужас твоего злодеяния: ведь ты закопал ее живой, не правда ли, живой в черную землю в подвенечном платье вместо савана? Я хочу знать, почему? Почему?
Рыжий негодяй расхохотался, показывая зубы, которые были бы красивыми, если бы не многочисленные дырки. Под рыжими бровями его красно-коричневые глаза светились злорадством.
— Значит, ты думаешь, что можно вот так приходить к людям с пистолетом в руке, пострелять а разные стороны, а потом изображать из себя благородного мстителя, судью…
— И даже палача! Ты будешь отвечать?
— Иди ты…
— Что ж, ты сам этого хотел!
Спокойно засунув за пояс пистолет, который еще не был пущен в ход. Жиль протянул Корентине другой вместе с мешочком пуль и пороховницей.
— Заряжать умеешь?
— Конечно! Дай…
Освободив руки, юноша подошел в камину, снял с каминного колпака длинный кучерский кнут, который он заметил, входя в комнату, взвесил его на руке, крепко взялся за рукоятку и быстро, как молния, ударил… Свист узкого ремня на полсекунды опередил отчаянный вопль. С дьявольской точностью кончик кнута обвился вокруг больной ноги Тюдаля. Жиль сильно дернул.
Тюдаль вылетел из кресла и грохнулся оземь.
Толстяк распластался на полу, обливаясь потом, и ревел, словно раненый бык. Он попытался подняться, но взвыл от боли. К тому же Жиль уже вскочил на него, перевернул, как блин на сковороде, отчего тот заорал еще громче, и прижал к полу коленом.
— Найди мне веревку, — приказал он Корентине, чей здоровый глаз с восхищением следил за происходящим.
Она побежала к сундуку и вытащила из него целую кучу разных веревок. В мгновение ока руки Тюдаля были связаны за спиной. Уткнувшись в пол носом, он брызгал слюной, ругался на чем свет стоит, почти обезумев от бешенства и боли.
— Ты не выйдешь отсюда живым, ублюдок! — орал он. — Мой брат прикончит тебя!..
— Я не боюсь твоего брата. Я уже вздул его однажды, дойдет очередь и теперь до него. Говори, не то поджарю твою ногу!..
Так как Тюдаль продолжал изрыгать потоки грязных ругательств. Жиль подтащил его грузное тело довольно близко к камину, чтобы тот мог почувствовать его жар. Снаружи, однако, слышались приглушенные удары.
— Осторожно, — прошептала Корентина. — Пока он орет, они стараются выбить ставни.
— Если пистолет, который ты у него забрала, заряжен, стреляй в первого, кто покажется. А ты, Тюдаль, говори быстрей, не то я зажарю тебя целиком, как кабана!
— Хватит, хватит! Довольно!.. Я расскажу тебе, что произошло. В конце концов, зачем мне это скрывать? У меня были все права на эту потаскуху, которая нас надула. Я наказал ее по заслугам.
Мы нашли ей прекрасную партию, очень богатого человека, который однажды увидел ее в приемной монастыря, где навещал свою кузину.
— Воферье? Я знаю! Дальше!
— Старик влюбился в нее до безумия и хотел получить любой ценой, предлагал целое состояние, чтобы жениться на ней. Тогда мы поехали за ней, чтобы привезти к нему, в его большой замок, что недалеко от Малеструа. Там должна была состояться свадьба, и мы, конечно, отвезли туда невесту. Воферье принял ее, как королеву.
Он заказал для нее платья, драгоценности… бросил к ее ногам целое состояние, а она едва взглянула на него с презрением. Говорила, что не хочет выходить за него замуж, что никто и ничто не заставят ее сделать
это… Идиотка…
— Если ты еще раз оскорбишь ее, я займусь твоей ногой, — прогремел Жиль.
— Иди к черту!.. Я хотел сразу же потащить ее к алтарю, но этот дурак Воферье на старости лет вообразил себя Адонисом. Он надеялся завоевать ее лаской, говорил, что она в конце концов смягчится, что он усмирял и не таких недотрог, и надо ей дать немного времени… Ну, ей отвели самые красивые комнаты замка и оставили под присмотром приставленной к ней женщины и целой армии слуг. Но она была хитра, как лисица, прикинулась, будто стала более благосклонна к Воферье, чтобы за ней так строго не смотрели, и однажды утром пошла на мессу в маленькую уединенную церковь в глубине парка, а там оглушила ту женщину, ударив суком по голове, и сбежала…