Кречет. Книги 1-4

Моисей занял в «Верхних Саваннах» должность «старшего», на которой прежде находился Москит. Тот исчез вместе с другими надсмотрщиками, как и его хозяин Легро. Тонтону же, которого Жиль забыл в доме на берегу реки, не удалось воспользоваться свободой — Дезире не дала. Она зарезала его кинжалом прежде, чем кто-либо успел вмешаться, и объятый пламенем дом стал ему могилой.

Конголезский король оказался истинным вождем, он умел управляться с людьми, и его помощь в восстановлении порядка на плантации была просто неоценима. С помощью Лайама Финнегана Моисей осмотрел рабов, долго расспрашивая каждого, чтобы определить, в зависимости от развития и потребностей невольников, как лучше вернуть их к человеческому образу жизни. Сам его вид, спокойствие, низкий чарующий голос производили на несчастных неизгладимое впечатление: бывший вождь, видимо, старался хоть отчасти залечить те раны, которые когда-то наносил своему народу на берегах Конго.

Самым страшным врагом плантации оказался сезон ураганов. Временные жилища, построенные вместо сгоревших хибар, не выдерживали порывов ветра; женщин и детей поселили пока что в домах прислуги и конюшнях, а тем временем рабы, у которых Моисей обнаружил склонность к ремеслу плотника или каменщика, возводили новые, прочные дома: Жиль не желал больше видеть на плантации хижины из тонких досок и пальмовых листьев: они вспыхивали, как факел, от любой искры и разлетались даже от несильной бури. Каждой семье выделяли теперь огород и просторное жилье, а для одиноких доставили из Нового Орлеана передвижные сборные бараки — они были достаточно прочны, но в зависимости от потребностей хозяйства легко переставлялись на другие места (чтобы поля не истощались, культуры на них приходилось чередовать). Если муж чина женился, он покидал барак, где хозяйничала повариха, и получал дом с клочком земли.

Турнемин хотел, чтобы его рабы жили лучше всех других на острове, и тратил деньги на их устройство без счета. Он решил, что сначала позаботится о работниках, а потом займется своим собственным особняком. Потому-то первый же выстроенный дом был отдан Лайаму Финнегану под больницу. Лекарь тоже не бездельничал эти три месяца, и припадать к любимой подружке — бутыли с ромом — ему доводилось лишь глубокой ночью. Рабы плантации были почти все больны. Особенно из того поселения, что находилось ближе к господскому дому. Те, что жили у подножия холма, оказались поздоровее: Легро собрал там ударные силы, но остальные — сплошь оголодавшие, а часто и изувеченные, так что хлопот врачу хватало.

К счастью — иначе бы ему не справиться — Финнеган нашел в лице Понго неоценимого помощника: он с удовольствием открывал ему свои небольшие личные секреты терапевтического применения растений, а индеец выращивал их в специально отведенном для этого уголке, куда посторонние, даже его ученики, не допускались.

Благодаря всеобщим усилиям хозяйство «Верхних Саванн» восстанавливалось на удивление быстро. Помогла и поразительная плодородность почвы острова: и на полях, и в огородах зрели обильные урожаи. Прошел уже месяц, как капитан Малавуан повел «Кречет» в Нант с полными трюмами индиго, а другой корабль «Надежный» увез хлопок, который удалось спасти от пожара. Выручка должна была помочь Турнемину залатать существенную брешь в бюджете — результат расходов на восстановительные работы в «Верхних Саваннах» и обустройство рабов: Жиль не считался с тратами, когда дело касалось поместья, — так он к нему прикипел душою.

Турнемин бросил поводья Купидону, юному конюху, прибежавшему на стук копыт, и чуть

не был сбит с ног прыгнувшим с крыльца Понго — лицо индейца выглядело непривычно взволнованным.

— Наконец твоя приезжать! Давно надо! — воскликнул он. — Пошли!

— Куда? Что случилось?

— К лекарь! Твоя видеть!

— В больницу?

Понго кивнул и помчался к новому зданию, возвышавшемуся у подножия холма. Это было очень простое сооружение, поставленное по настоянию Финнегана на сваи, дабы избежать нежелательных визитов домашних и диких животных, в изобилии водившихся на острове. Дом состоял из двух половин, примыкавших друг к другу под прямым углом — в той, что побольше, стояло тридцать кроватей, а меньшая предназначалась для рожениц — здесь распоряжалась Дезире, у которой врач открыл таланты повитухи. На пересечении крыльев находилась ванная комната, кабинет Финнегана и крохотная комнатка — аптека. Светлая и безукоризненно чистая больница была гордостью Турнемина и Финнегана.

Взорам Жиля и Понго открылась совершенно неожиданная картина. Финнеган в гневе грыз ногти, в то время как незнакомый монах, один из братьев госпиталя Шарите в Кап-Франсе, выстроил посреди комнаты пять молодых негритянок, прыскавших со смеху, и внимательно осматривал женщин одну за другой, щупал им животы и даже прикладывался к ним ухом с ученым видом, страшно действовавшим на нервы ирландцу.

— Что это значит, святой отец? Чем вы занимаетесь? — спросил Жиль не слишком любезно. — Зачем вы ощупываете этих женщин?

Монах был стар, лицо суровое, волосы и борода седые и довольно грязные.