Кречет. Книги 1-4

Маленький кортеж пустился в путь. Следом за паланкином с развевающимися от легкого морского бриза занавесками шагали Жиль, Жюдит, Финнеган и Пьер Готье. У Жиля даже мелькнула мысль, что все это походит на траурную процессию, словно они собрались предать земле своего гостя, но он предпочел не высказывать вслух своего впечатления. Ему совсем не нравилось выражение лиц вооруженных до зубов охранников, завершавших шествие.

На лужайке их ждал сюрприз: образовав большой полукруг возле мавзолея, тут уже стояли все работники плантации мужского пола, стояли молча и неподвижно, скрестив руки на груди. Они надели лучшее, что у них было, на поясе у каждого в ножнах из грубой кожи висела сабля, а возле решетки, словно защищая вход, величественно держался исполин Моисей. Жиля захлестнула волна радости: он понял, что эти люди пришли сюда ради него, что они готовы подставить беззащитные груди под выстрелы мушкетов, выступить со своими саблями против охранников, если только стервятники надумают запустить когти в поместье, ставшее теперь родным и для бывших невольников. Он выиграл это сражение, и чернокожие, которым он вернул право считать себя людьми, хотят отплатить ему за его человечность.

Коадъютор поднял карие глаза в густых ресницах и обвел взглядом сплоченные ряды воинов.

— Что нужно этим рабам? — спросил он угрожающим тоном.

— Они пришли, чтобы поприветствовать нас, ваше преосвященство, — сладко пропел Жиль. — И надеются, что, как только вы покончите с неблаговидным делом, на которое толкают вас мои враги, благословите их… да и меня тоже.

Моисей подал знак, и к нему подошли двое работников с инструментами для вскрытия медного гроба. Жиль отпер решетку и отошел в сторону, пропуская внутрь чернокожих помощников и священников, а Жюдит опустилась на колени прямо в траву и начала молиться. Турнемин сложил руки на груди и стал ждать, стоя возле жены. Лишь Финнеган вошел в склеп вслед за коадъютором.

Минуты ожидания показались Жилю вечностью. Воображение подсказывало, что сейчас происходит в маленькой часовне, и сердце его под кружевным жабо бешено стучало.

Внезапно Жюдит подняла к нему побледневшее лицо с затрепетавшими ноздрями.

— Боже мой! Какой… какой ужасный запах.

И действительно, из небольшой отдушины, возле которой стояла на коленях молодая женщина, сочилось зловоние. Жиль нагнулся, подхватил почти потерявшую сознание жену и отнес ее подальше. В тот же миг из склепа выскочил коадъютор. С одной стороны его поддерживал брат Игнатий, с другой Финнеган — в его зеленых глазах дрожало с трудом сдерживаемое веселье. Колен Дагре держал у носа надушенный платок, он тоже был близок к обмороку.

Оставив пришедшую в себя Жюдит на попечение Пьера, Жиль бросился к коадъютору:

— Ваше преосвященство, вам дурно?

Финнеган с материнской заботой усаживал наместника обратно в паланкин, и тот неуверенно приоткрыл глаза.

— Пусть… пусть меня отнесут в дом, господин де Турнемин. Мне… мне необходимо восстановить силы. Какой… какой ужас!

— Если бы, ваше преосвященство, вы прислушались к моим словам, то избежали бы тяжких минут. Я был уверен, что господин де Ферроне спокойно лежит в гробу.

— Вы… вы были правы! Брат Игнатий, — обратился он к монаху, опустившему глаза долу, спрятавшему руки в рукава и, несомненно, сгоравшему от злости, — постарайтесь в будущем не устраивать нам таких испытаний. Господи милостивый, что за ужас! Теперь эта вонь будет меня преследовать…

Чернокожие носильщики подняли паланкин на плечи и почти бегом припустили к дому, брат Игнатий за ними, а Жиль спросил Финнегана, героически сдерживавшего одолевавший его смех:

— Может, все-таки объяснишь?

— Объяснять нечего, просто Цинг-Ча действительно заработал то золото, что ты ему дал. Перед тем, как мы закрыли крышку гроба, он проткнул свиной пузырь, в котором лежал кусочек гнилого мяса — он заранее спрятал его в складках одежды покойника. И коадъютору, и этой крысе брату Игнатию, как видишь, сразу же расхотелось внимательно рассматривать труп…

Жиль от волнения не мог говорить, он лишь крепко сжал руку друга. Чувство облегчения было столь сильным, что он чуть не задохнулся.

Вмиг рассеялось грозное облако, накрывшее его дом вместе с домочадцами.

— Хороший обед и дорогой подарок завершат разгром противника и окончательно примирят нас с коадъютором, — сказал он наконец со вздохом.

— Без сомнения, однако нам лучше поторопиться. Ты должен встретить его у дома, когда он станет вылезать из паланкина. Этот толстяк просто помешан на этикете.

Взяв под руку уже вполне оправившуюся от дурноты Жюдит, они быстро зашагали к дому по отдыхавшему под паром полю, срезав таким образом значительную часть пути, и догнали кортеж Колена Дагре еще до того, как тот завернул за угол.