Кредит доверчивости

Натка хотела крикнуть, что она у нее украла два миллиона, а не сто рублей! Потому что больше некому, ведь Света вечно прячется за своим плющом, ни с кем не разговаривает и шмыгает мимо как мышь, и руки у нее ловкие, тонкие, в сумку сунет — и не заметишь… Натка хотела все это выкрикнуть, но не успела.

Чья-то рука сзади обхватила ее за горло, дышать стало нечем, и Ната стала терять сознание…

— Попалась, — сказал кто-то возле ее уха.

У Светки есть сообщник, мелькнула напоследок зыбкая, неясная мысль.

Как я раньше не догадалась…

Меня убили… Все-таки меня убили…

* * *

Сегодня было особенно жарко.

Проведя два заседания в черной тяжелой мантии, я чувствовала себя как выжатый лимон и с завистью смотрела на свидетелей, которые позволили себе явиться в суд в легких майках, топиках, шортах и сланцах.

Единственное, о чем я мечтала к концу дня, это о холодном душе. Мантия в такую погоду была просто орудием пытки… Я в ней сварилась, как в пароварке.

В коридоре мне показалось, что я заметила Троицкого — он мелькнул белым костюмом и исчез на лестнице, я даже не поняла, Андрей Иванович это или похожий на него человек. Окликать его не имело смысла — вряд ли он приехал ко мне, мало ли дел у юриста крупного банка в суде…

В кабинете я наконец сняла мантию, включила вентилятор, направила струю воздуха на себя и подставила лицо. Стало легче, но ненамного… Почему-то подумалось о большой тарелке холодной окрошки.

Только, если затевать сегодня поход по магазинам за квасом и овощами, боюсь, окрошку я приготовлю лишь к утру. Тем более что сегодня я без машины.

Натку, что ли, попросить все купить? Сварить, порезать, заправить и разложить по тарелкам… Она, конечно, тоже после работы и тоже как вареная курица, но сестра — во-первых, не измучена мантией, а во-вторых, ее до сих пор держит в тонусе чувство благодарности и легкой вины за то, что они с Сенькой поселились у меня на неопределенный срок.

Я достала из сумки мобильный, но он оказался разряжен.

Если честно, кроме звонка Натке, я хотела проверить, не звонил ли мне Говоров. В голову опять полезли девичьи бредни: может, телефон разрядился из-за того, что, пока я была на заседании, Никита беспрерывно названивал мне?

Обойдусь без окрошки, решила я, разозлившись, что мысли мои опять свернули на Говорова. Натка тоже приготовит ее не раньше полуночи, ей еще Сеньку из садика забирать. Поужинаем вчерашними щами.

Вздохнув, я стала собираться домой.

Зашел Дима.

— Ну и жара!

Он встал перед вентилятором.

— Это вы еще мантию не надевали. Ощущения непередаваемые.

— Вы домой? — улыбнулся помощник.

— Да. Утром у машины колесо спустило, так что буду штурмовать метро.

— Давайте я вас подвезу.

— Спасибо, Дима. Только очень пройтись хочется. Пусть даже по жаре.

— Ну, как хотите, Елена Владимировна, — Дима недоуменно посмотрел на меня, видимо, не очень поверив в мою любовь прогуливаться по душному раскаленному городу.

Я стала укладывать в портфель дела, которые собиралась просмотреть дома.

В дверь коротко постучали.

— Войдите, — сказала я, удивленная этим стуком — посетителей я не ждала, а свои заходили без приглашения.

Вошел Троицкий, как будто немного смущенный, но я почувствовала — это смущение тонко сыграно для меня, на самом деле он уверен в себе, расслаблен и знает, что делает.

— Вечер добрый, Андрей Иванович, — поздоровалась я.

Значит, в коридоре мне ничего не почудилось, я действительно видела его.

Жара никак не сказалась на представителе банка, он выглядел свежим, подтянутым, бодрым, стремительным, словно плюс тридцать семь, которые измучили всю Москву, не имели к нему ни малейшего отношения.

— Я взял на себя смелость зайти…

— По делу?

— Дело у меня по другому должнику. А к вам… — он покосился на Диму.

Тот, отступив назад, за спину Троицкого, подмигнул мне. Я не поняла, что это значит, и на всякий случай улыбнулась Андрею Ивановичу.

— Присаживайтесь.

— А к вам я просто так зашел.

Троицкий сел, закинув ногу на ногу, и пристроил свой кожаный кейс возле стула.

Дима, дурашливо подняв руки — в смысле, понял, сдаюсь, не мешаю, — вышел из кабинета и закрыл дверь.

Я вдруг смутилась — знала, что после рабочего дня выгляжу уставшей и замотанной… Впрочем, какая мне разница, как я выгляжу, если Троицкий зашел «просто так». Кофе ему предложить, что ли?

Что нужно делать, когда к тебе «просто так» заходит холеный и красивый представитель юридической службы крупного банка?

Словно почувствовав мое смущение и прочитав мои мысли, он пояснил:

— Жара такая, что хочется делать глупости.

— Например?

— Например, пригласить вас на ужин.

— Действительно глупость. Ужин с судьей, которая ведет ваше дело, называется взяткой.

Он тяжело вздохнул и как-то очень весело и бесшабашно почесал затылок.

— Я готов понести наказание, лишь бы с вами поужинать.

— Я не готова.

— Извините, об этом я не подумал…

— Для юриста это, по крайней мере, легкомысленно.

Андрей Иванович вскочил и пружинисто прошелся по комнате. Я поймала себя на мысли, что мне приятно смотреть, как он красуется передо мной.

— Ну, хорошо, а чашка хорошего кофе тоже будет считаться взяткой?