Кредит на милосердие

Напильник тоже молчал, хотя и было заметно, как порывается что-то сказать. А зачем? Директор и так сделал и сказал всё, что мог и должен. Жизнь, оставленная Митяю его интернатовским корешем, красноречиво это доказывала. Ведь казнить не приказал, хотя имел полное право, и то хорошо.

Уходить, конечно, было тяжело. Все-таки за прошедшие месяцы лагерь стал настоящим домом, надежным и сытным, в котором они совместно, день за днем строили свое будущее. Было печально оставлять девчонок, с которыми так и не лег на кровать, редких приятелей, с которыми изредка болтал ни о чем, ребят-охотников, буквально поклонявшихся его чутью. И Алексея с Дашей, выплакавших все слезы…

Мальчик и молчаливая девчонка, успевшая познать настоящую звериную жестокость на восьмом году жизни, стояли в первых рядах. Даша ревела, беззвучно и горестно, не сводя с заступника блестящих зеленых глазенок.

Алексей старался держаться мужчиной, но получалось не очень. Неподвижный, он до изморози в пальцах прижимал к груди прощальный сувенир уходящего старшака. Митяю было обидно прощаться с книгой, но он отлично понимал, что брать обузу в путешествие – идея не из лучших. А потому отдавал истрепанный томик сочинений Конан Дойла без лишних переживаний.

Вручать книгу было непросто, он даже не помнил, что пробубнил, заставив мальчишку взять сверток. Кажется, что-то нарочито грубое. А потом Лёшка развернул тряпку, увидел, прочитал, загорелся, и Митяю неожиданно стало стыдно. За весь этот недобрый мир, за редкие крупицы тепла, которые им всем приходилось вылавливать, как золотой песок в ручье. Ему стало неловко, неуютно, некомфортно, и он не придумал ничего лучше, как выставить обомлевшего мальчугана за порог, довольно резко захлопнув дверь…

Но и мучительных терзаний в своей душе Митяй не находил, радуясь легкому опустошению, переполнявшему все последние дни. С этим невесомым чувством парнишка возвращался из карцера, собирал рюкзак, прятал украдкой принесенные Юлькой съестные припасы, убирал в тайник оставшиеся книги, чтобы не достались на самокрутки.

Да, ему придется начать всё сначала. Начать, как сделали они тем жарким летом, перевернувшим знакомый мир вверх тормашками. Но жизнь состоит именно из такого круговорота событий, заставляющих нас подниматься всё выше и выше. Только вот знать бы, куда?..

– Бывай, Димка. – Директор, с неразлучным «Ураганом» на плече, стоял чуть поодаль от толпы. За его спиной с трудом сдерживали ликование Беляш и Косила. – Вернуться не пытайся, лады?

– Лады.

– Вот, епта… – директор всё же не сдержался, шагнул к нему. Сначала Митяй думал, что приятель хочет пожать руку, но тот что-то протянул. – Бери, чтоб не пропасть. Собаку бы еще дал, но двоим прокормиться труднее, сам знаешь.

Развернув промасленную тряпицу, Митяй уставился на подарок. Многозначительно покачал головой, вопросительно взглянул на Напильника. Но тот спешно отвернулся, изучая клетки лагерной псарни.

Второй бесценный подарок за прошедшую неделю. После оставленной жизни не менее важный по значимости. На ладони Митяя лежал потертый увесистый «дыродел» с полным магазином.

– Прячь, епта, пока шакалы не увидели, – сквозь зубы прошипел директор. – На говно же потом изойдут, сам знаешь…

– Спасибо, Толян. – Митяй торопливо убрал сверток в рюкзак. – Век не забуду.

– Ага, епта… А теперь это… ты иди, ладно?

– Конечно.

Митяй повернулся, махнув пацанам на воротной башне. Тявкнул сидящий на цепи Лорд, его голос подхватили другие псы, на которых даже пришлось кричать, чтобы заткнулись. Этим с удовольствием занялся Косила, с ненужным рвением разогнавший зверей обратно по железным будкам.

Теоретически, изгнанник уже не имел права командовать гарнизоном Кропоткина, но из старшаков не пискнул никто, даже Беляш. Парни сверху увидели жест, взялись за ворот лебедки, и металлическая створка поползла в сторону по добротно смазанным полозьям. Тоже своего рода жест – могли бы и через калитку выпустить, но нет – почти полностью отворили…

Митяй не стал прощаться, развернулся и вышел прочь, провожаемый сотней взглядов. Там, в толпе, он точно это знал, среди них были благодарные, очень благодарные. Особенно двое, ради которых всё и произошло…

…Когда втягивался в «разговор», еще не совсем точно представлял, чем закончит и как будет действовать. Просто шел к Клёпе через площадь, стараясь не кривиться от его поганой ухмылки. А тот, словно зверь, всё уловил сразу, по каким-то самым незначительным признакам.

– Не надо, Митяй. – Старшак шагнул в сторону, стараясь держаться подальше от света фонарей. – Не дури.

Он ничего не ответил Клёпе, не пожелал говорить с мразью. Да и нечего было, раз тот уже и сам всё понял.

Митяй ударил первым, стремительно и спешно, как привык за многолетнюю практику. Сделал обманное движение рукой, ногой выстрелив прямо в пах противника. Но Клёпа тоже не был комнатным растением, свои мерзкие привычки добывая на улицах, в подворотнях и камерах колоний. Увернулся змеей, успел хлестнуть по уху, почти сбил с толку, а потом нацелился в печень.