Запах горелой плоти и металла смешивался с лёгким дуновением морского бриза, который не мог развеять ощущение надвигающейся катастрофы. Мутант находится на пороге новых изменений, и то, что появится из его страданий, будет ещё более ужасным, чем то, что было раньше.
Но это мне и надо, ибо нет более постоянного источника энергии, чем людское страдание, боль и разочарования.
— Но глаза мы оставим. — моя улыбка приобретает нотки доктора Фрейденштейна.
Сперва они стали фиалковыми, как лепестки редких цветов, выращенных в неприступных горных долинах. Былой цвет исчез, уступив место нежной сиреневой палитре, которая еще больше подчеркивала его мучительную красоту. Но это было лишь началом. Затем, словно какая-то невидимая сила внутри него взяла верх, его глаза налились благородным пурпурным цветом, ярким и изысканным, не уступающим по красоте и величию цвету императорских мантий Византии.
В этих прекрасных глазах, где теперь отражались не только боль и страдание, но и какая-то неземная сила, угадывались и отблески безысходности, и боль уличного бродяги, который всё ещё чувствует себя потерянным и никому не нужным в этом мире. Он был мутантом — с одной стороны, потомком новых «богов», с другой — несчастным бродягой, которому не было места ни среди людей, ни среди тех, кто его создал. Но я найду этому «ресурсу» достойное применение.
— Мне нравится... — удовлетворённо киваю «новым» глазам. — «Ты» явно бы оценил. — надменно усмехаюсь.
Заворожённо наблюдая за пурпурной гетерохромией глаз, я на секунду даже залюбовался.
— А вот волосы придётся изменить, да и вообще, я же обещал что-то «новое»?
Время, казалось, замерло. В воздухе повис тяжелый запах горелой плоти и дым, а вокруг мутанта завился туман, словно призрак его прошлого уходил в никуда. Его волосы, раньше русые и живые, словно впитавшие в себя весь пыльный Каир, вмиг поседели. Этот процесс произошел практически мгновенно. В этой небольшой доле секунды время сжалось в невообразимую точку, а жизнь мутанта превратилась в визуальный парадокс.
И вот уже его волосы стали пепельно-серыми, словно дым от потухшего костра. Каждая прядка — как отпечаток времени, оставивший на нем свой неизгладимый след. И в этот же момент стали меняться и черты лица. Они обрели четкость, рельефность, как у древней статуи, высеченной из камня.
Его тело — ранее измученное и ослабленное — начало преображаться, как пластилин в руках скульптора. Плоть сжалась, мышцы набухли, стали выпуклыми и рельефными, как у статуи Геракла. Он вырос на несколько сантиметров, его плечи расширились, а тело обрело более мощную и массивную форму.
Всё произошло так быстро и незаметно, что мне казалось, будто я всё ещё вижу перед собой того бедного и ослабленного мутанта. Однако в то же время я понимал, что на моих глазах рождается нечто совершенно иное — нечто могучее и практически непобедимое.
Это было не просто преображение, а рождение нового существа, которое было спроектировано и создано по моим стандартам, в соответствии с моим планом. Его тело — это холст, а я — художник, который творит свою собственную реальность.
В этом и есть вся прелесть демонического искусства, получая согласия, ты способен менять душу, а затем и плоть от и до, заменяя по своей воле каждую клеточку.
Чёрные нити, словно щупальца невидимого монстра, всё глубже и глубже проникали в тело мутанта. Они двигались не торопясь, но целенаправленно, словно изучая его структуру, ища слабые места, чтобы их разрушить и перестроить заново. Каждая нить была пронизана тёмной энергией, которая пульсировала внутри него, изменяя его на клеточном уровне. Я видел, как его кожа становится более гладкой, как исчезают шрамы и раны, как его тело обретает новую форму, ставшую более стройной и мускулистой.
Это было похоже на виртуозную хирургическую операцию, проводимую не скальпелем, а темными нитями, которые разрушали старое и создавали новое, не оставляя следов своей работы. Я, словно истинный творец, наблюдал за этим процессом, сосредоточившись на своей задаче. Я был источником жизни для этого существа, и моя мана непрерывно и мощно текла в него, как река в море.
Моя мана была темной и неистовой, она несла в себе мощь и власть, она была в состоянии изменить все на своем пути. Она заполняла его тело, насыщая его клетки новой энергией, делая его более сильным, быстрым, выносливым.
И с каждой секундой, с каждой каплей моей маны, он становился все более могущественным, все более непохожим на того мутанта, которого я нашел в бедном районе Каира.
Он превращался в нечто новое, нечто совершенное, нечто ужасное и прекрасное одновременно.
— Проснись Гиперион время пришло. — обрываю поток маны и активирую печать на его груди.
В этом моменте преображение достигло своего пика. Пурпурные глаза мутанта заблестели ярче, и в них появился не только яркий цвет, но и новая, дикая жизнь. Зрачки мгновенно сузились, становясь вертикальными, словно у кошки, готовой к броску.
В них не было больше ни страха, ни отчаяния, ни сомнений — только чистая ярость, неукротимый инстинкт охотника, жажда борьбы.