Мы ворвались в это место. Оно было пусто. Джанефф перерезал провода и сбежал. Нельзя было терять ни минуты. Крейг поспешно убедился, что он не обнаружил и не повредил фантомную цепь.
– Вызовите самую быструю машину, которая есть в вашем гараже, мистер Брикстон, – приказал Кеннеди. – Ало, ало, центральная! Скажите сторожам поместья Брикстон, что если они увидят, что инженер Джанефф выходит, чтобы остановили его. Предупредите сторожа и приготовьте собак. Поймайте его любой ценой, живым или мертвым.
Мгновение спустя машина Брикстона пронеслась мимо, мы влезли в нее и унеслись, как вихрь. Мы уже могли видеть движущиеся огни и слышать лай собак. Лично я бы многого не дал за шансы Джанеффа на побег.
Когда мы свернули за поворот дороги как раз перед тем, как подъехать к парому, мы чуть не врезались в две машины, стоявшие перед паромным домом. Это выглядело так, как будто одна встала перед другой и заблокировала ее. На пристани все еще дымился и ждал паром.
Рядом с разбитой машиной на земле лежал и стонал мужчина, в то время как другой мужчина успокаивал девушку, которую он вел в зал ожидания парома.
Брикстон, хотя и был слаб после болезни, выскочил из нашей машины почти до того, как мы остановились, и подхватил девушку на руки.
– Отец! – воскликнула она, прижимаясь к нему.
– Что это? – строго спросил он, разглядывая мужчину. Это был сам Вахтман.
– Конрад спас меня от своего шофера, – объяснила мисс Брикстон. – Я встретила его в поезде, и мы собирались вместе подъехать к дому. Но прежде чем Конрад успел сесть в машину, этот парень, у которого работал двигатель, завел ее. Конрад запрыгнул в другую машину, которая ждала на вокзале. Он не заметил нас и встал спереди, чтобы отрезать шофера от парома.
– Будь проклят этот негодяй-шофер, – пробормотал Вахтман, глядя вниз на раненого.
– Вы знаете, кто он? – спросил Крейг, испытующе взглянув на лицо Вахтмана.
– Я должен. Его зовут Кронски, и более черного дьявола бюро по найму никогда не предоставляло.
– Кронски? Нет, – поправил Кеннеди. – Это профессор Куманов, о котором вы, возможно, слышали как о лидере Красного Братства, одном из самых умных научных преступников, когда-либо живших. Я думаю, у вас больше не будет проблем с переговорами о вашем кредите или вашей любовной связи, граф, – добавил Крейг, поворачиваясь на каблуках.
Он был не в настроении выслушивать поздравления высокомерного Вахтмана. Что касается Крейга, то дело было закончено, хотя по его мимолетному взгляду, когда он мимоходом упомянул о результатах, мне показалось, что, когда он будет отправлять счет в Брикстон за свои услуги, он не забудет высокого бровастого графа.
Я молча последовал за Крейгом, когда он сел в машину Брикстона и объяснил банкиру, что ему необходимо немедленно вернуться в город. Ничего не поделаешь, кроме того, что машина должна была отвезти нас обратно, в то время как Брикстон вызвал из дома другую для себя.
Поездка была совершена быстро и в рекордно короткие сроки. Кеннеди говорил мало. По-видимому, возбуждение от порыва прохладного воздуха вполне соответствовало его настроению, хотя, со своей стороны, я предпочел бы что-нибудь более расслабляющее нервное напряжение.
– Мы занимаемся этим уже пять дней, – устало заметил я, опускаясь в мягкое кресло в нашей собственной квартире. – Ты собираешься продолжать это безобразие?
Кеннеди рассмеялся.
– Нет, – сказал он с проблеском научного озорства, – нет, я собираюсь отоспаться.
– Слава небесам! – пробормотал я.
– Потому что, – серьезно продолжил он, – этот случай прервал длинную серию тестов, которые я провожу на чувствительность селена к свету, и я хочу закончить их в ближайшее время. Никто не знает, когда мне придется воспользоваться этой информацией.
Я с трудом сглотнул. Он действительно так думал. Он выкладывал больше работы для себя.
На следующее утро я вполне ожидал обнаружить, что он ушел. Вместо этого он готовился к тому, что он называл тихим днем в лаборатории.
– Теперь немного НАСТОЯЩЕЙ работы, – улыбнулся он. – Иногда, Уолтер, я чувствую, что должен отказаться от этой внешней деятельности и полностью посвятить себя исследованиям. Это гораздо важнее.
Я мог только смотреть на него и размышлять о том, как часто люди хотели сделать что-то другое, а не то, что, очевидно, предназначила им природа, и о том, как нам повезло, что мы не всегда были свободными агентами.
Он отправился в лабораторию, и я решил, что до тех пор, пока он не перестанет работать, я тоже не перестану. Я пытался писать. Почему-то я был не в настроении. Я написал свой рассказ, но преуспел только в том, чтобы сделать его более непонятным. Я был не в том состоянии, чтобы это делать.