Крейсер его величества «Улисс»

В 20.30 «Улисс» и «Сиррус» легли на курс ост. Вдогонку замигали сигнальные фонари, желая счастливого плавания. Адмирал Тиндалл принялся было ругаться (корабли эскадры нарушали приказ о затемнении), но потом, сообразив, что, кроме них самих, ни одна живая душа не увидит эти вспышки, вежливо поблагодарил оставшихся за пожелания удачи.

В 20.45, ещё не успев выйти из-под прикрытия оконечности полуострова, «Сиррус» получил основательную трепку: похожие на горные хребты волны обрушивались на корабль; с полубака и главной палубы скатывались целые водопады, и в темноте «Сиррус» походил не столько на эсминец, сколько на всплывающую субмарину.

В 20.50 с «Улисса» заметили, что «Сиррус» сбавил ход и жмется к берегу, как бы ища укрытия. Одновременно замигал шестидюймовый сигнальный прожектор эсминца: «Перекосило водонепроницаемые двери. Носовую башню заклинило. Заливает втяжные вентиляторы котельной левого борта». Орр ругался на чем свет стоит, до смерти обидевшись, когда прочитал последнюю светограмму с «Улисса»: «Это тебе урок. Сейчас же беги домой. Тебе ещё рано играть с большими мальчиками». Проглотив пилюлю, Орр просемафорил в ответ: «Приказ понял. Я ещё покажу вам, когда вырасту». Потом круто развернул «Сиррус» на обратный курс и, благодаря в душе Бога, повел корабль в сторону закрытого рейда. На флагмане его почти сразу же потеряли из виду.

В 21.00 «Улисс» вошел в Датский пролив.

Глава 6 ВО ВТОРНИК ночью

То был самый страшный шторм за всю войну. Без всякого сомнения, если бы данные о нем были представлены в адмиралтейство, то выяснилось бы, что это самый свирепый шторм, самая жуткая конвульсия природы из всех, зарегистрированных с тех пор, как адмиралтейство начало регулярно собирать подобного рода сведения. Ни одному из самых бывалых моряков «Улисса» – даже тем, кто обшарил все уголки земного шара, – не приходилось видеть на своем веку хотя бы нечто, отдаленно похожее на эту бурю.

В двадцать два часа были задраены все двери и люки, всякое передвижение по верхней палубе запрещено. Расчеты покинули орудийные башни и артиллерийские погреба; впервые за все время после спуска крейсера на воду была отменена вахта на верхней палубе. Даже молчаливый Кэрриннгтон признался, что заставшие его в Карибском море осенние ураганы, от которых ему не удалось уйти в тридцать четвертом и тридцать седьмом году (оба раза ему, очутившемуся в правой четверти этих смертоубийственных циклонов, пришлось отстаиваться на плавучем якоре), даже они вряд ли были опаснее нынешней бури. Правда, суда, которыми он тогда командовал, – трамп[7] водоизмещением в 3000 тонн и допотопный танкер, возивший битум и работавший на нью-йоркской линии, – не обладали теми мореходными качествами, какими отличался «Улисс». Кэррингтон едва ли сомневался в том, что крейсер выдержит испытание. Но ни первый офицер, ни кто-либо другой не догадывались, что этот свирепо завывающий шторм был лишь жутким вступлением к адской симфонии. Подобно лишенному разума страшному зверю из некоего древнего, неизвестного доселе мира, полярное чудовище уже выползло из своего логова и сжалось в комок, готовое к прыжку. В 22.30 «Улисс» пересек Полярный круг. И тут чудовище нанесло первый удар.

Оно наносило удары с жестокостью и дикой злобой, сокрушая людей духовно и физически и не давая им опомниться. Когтями ему служили острые ледяные рапиры, которые рассекали человеку лицо, оставляя на нем кровавые рубцы. Зубами – морозный вихрь, несшийся со скоростью свыше ста двадцати узлов и пронзавший, точно папиросную бумагу, самую плотную одежду, пробирая человека до самых костей. Голосом его был дьявольский оркестр – могучий рев ветра, сливавшийся с заупокойным воем такелажа и мучительными стонами рангоута. Всей своей гигантской тяжестью чудовище наваливалось на беспомощный корабль. Очутившегося на палубе человека сокрушительная мощь вихря придавливала к переборке с такой силой, что тот не мог вздохнуть, а иной бедняга, отброшенный куда-нибудь в угол, падал, ломая себе кости, и терял сознание. Не найдя добычи средь стылых пустынь Гренландского ледового щита, вместе с океаном – союзником столь же безжалостным, как и оно само, – чудовище, двигавшееся фронтом в полтысячи миль, с яростью и рыком обрушилось на «Улисс» – эту крохотную скорлупку.

«Улиссу» следовало погибнуть в ту же минуту. Ни одно творение рук человеческих не могло выдержать подобного удара. Корабль должен был утонуть, перевернуться вверх дном, сломать себе хребет или же, оказавшись между гигантской наковальней и молотом – ветром и волнами, – развалиться на части. Однако ничего подобного не произошло.