Кремень и кость

Во время одной из охот семилетний сын человека нарушил все запреты. Он улучил момент, когда мать отошла от становища, быстро скатился на четвереньках к реке и побрел по колена в воде вдоль берега. Он забыл о медведе, о змеях, о рыси — обо всем страшном, что изо дня в день загораживало от него обширный мир.

Солнце ярко светило. Гигантский коршун стоял в небе неподвижной точкой. Антилопа упала на колени от испуга и, выпрямившись, кинулась прочь. Мальчик нашел в камышах утиное гнездо к с удовольствием выпил яйца.

Издали донесся материнский призыв. Мальчик припал к берегу. Он не боялся медвежьего логова, но боялся матери. Он пошел вперед — вдоль берега, против течения.

День угас, мальчик не возвратился домой. Мужчин тоже еще не было. Трудно было женщине ждать в бездействии, но закон доисторического быта — не отходить от жилья в одиночку после заката — был сильнее любви и опасений.

Возвратились молодой и старик. Привыкшая к гибели близких женщина кратко и спокойно рассказала о пропаже ребенка. Человек вышел на ближайшую к реке известковую террасу. Это был старший из рожденных в пещере, это был первый побег нового племени. Это был второй после него мужчина в пещере. Еще сегодня утром он не был одинок, ибо голова ребенка приходилась ему выше локтя, когда они стояли рядом. Человек круто повернулся. Войдя в пещеру, он не сказал женщине о своих намерениях. И она не стала ни спрашивать, ни жаловаться. Старик бросил работу над тонкими зубцами гарпуна и стал готовить испытанные в прежних охотах копья.

VI. Месть

Медведь уходил с дротиком в ляжке.

— Он уйдет! Он уйдет! — кричала женщина, и слов уже нельзя было различить в ее неистовом крике. Ударом камня, прыжком вперед, отвечал на ее призывы человек.

Медведю несвойственно было отступать перед врагом. Человеку свойственно было лукавить в борьбе с сильным зверем.

Но сегодня медведь отступал, а человек не лукавил. Медведь ушел от реки. Миновав заросшее тростниками болото, он залег в расщелине так, что из-за скалы виднелись только его горящий ненавистью глаз и мокрое взлохмаченное ухо.

Старик кинул в него камень и промахнулся. Молодой стоял наготове с дротиком. А женщина, поборов свой неудержимый крик, уходила в сторону от мужчин, к каменистой гряде, у нижних расщелин которой залег медведь.

Быстрым движением подался вперед человек. Снова с силою метнул камень старик, чтобы заставить зверя выйти из засады. Все выше и выше карабкалась женщина по кручам. Она пробежала по продольному выступу и, опустившись над расщелиною, обняла руками, точно ветвями упругого дерева, глыбу камня.

Напряглась, охнула, еще раз навалилась всем телом — камень сдвинулся, покачнулся и тяжело запрыгал по отвесу.

Все трое застыли в ожидании. Тяжелое уханье глыбы и рокот провожающих ее камней смутил медведя. Он беспокойно шевельнулся, скрылся в расщелине, подобрался и кинулся бежать, оставляя неприкрытыми бок и окровавленный зад. И снова сверху донесся пронзительный женский крик. Старик и молодой побежали наперерез медведю.

Впереди гряда уходила от реки, и простора было больше. Медведь перестал верить в свою силу. Он бежал к лесу, оборачиваясь на ходу и разжигая преследователей своим испуганным видом. Чем меньше верил он себе, тем смелее и напористее становились люди.

День склонялся к вечеру. Косые лучи солнца розовели, багровели, темнели. Осыпанная закатным блеском цапля пролетела на ночлег. Неистово крякали, садясь в тростниках, утки. От лугов и вод веяло вечерним покоем. Как ни стремителен был бег охотников, женщина, соскользнув с кручи, уже догоняла их. Молодой слышал за собою неистовый топот ее ног. Не замедляя бега, он указал ей рукою на солнце. Оно было у самого горизонта — ночь шла на подмогу зверю.

( примечание к рис.)

Когда стемнело, преследование прекратилось. Сгрудившись, стояли в лесу трое людей, прислушиваясь к всхлипываниям уходящего от них раненого зверя. Стало очевидно, что медведя уже не найти. Женщина отделилась от мужчин и упала на землю на опушке леса. Ее душила ненависть к ночи, к вверю, к молодому, к старику. И когда она по хрусту ветвей поняла, что мужчины идут за нею, ей захотелось на минуту, чтобы и они погибли, чтобы остаться ей одной, без очага и защиты, среди камней, болот и стволов.

Молодой негромко окликнул ее.

— Уйди, — ответила она незнакомым ему, измененным голосом.

Он был не только отцом ее детей и сородичем, он был первым в пещере, и не пристало женщине гнать его от себя. Но на этот раз человек чувствовал себя виноватым.

Она поднялась с земли, стала перед мужчиною грудью к груди, глазами к глазам и потребовала от него хриплым, заглушенным голосом:

— Дай мне медведя.

И старику:

— Дай мне медведя.

И крикнула в пространство, населенное страхами и неведомыми силами:

— Мне его! Мне! Я съем его сердце…

Она была одна — против них и зверя. Зверь здесь, близко, он хотя и ранен, но жив — только об этом и помнила она.

— Разыщем, когда придет день, — успокоительно сказал старик.