Кремль

…В мыльне при хоромах государевых осторожно вспыхнул слабый огонек. Две темные женские фигуры пошептались о чем-то, и одна из них с поклоном скрылась. Пахло баней, вениками, мылом. Вдоль стен лавки широкие, ковром покрытые, тянулись для отдыха упарившихся. На столе слабо мерцала свеча восковая. В банях, как известно, особенно любит водиться всякая нежить, но не такова была Елена, чтобы испугаться ее: это-то и любо!

И едва князь Василий переступил порог предбанника, как навстречу ему поднялась знакомая стройная фигура и в слабом свете свечи заиграла эта улыбка ее окаянная. Он остановился, всякий раз она поражала его опять и опять этой ядовитой красотой своей так, как будто он видел ее впервые. И стоял он, и смотрел на нее исподлобья своими слегка косящими глазами, и в душе его, как всегда, боролась бешеная страсть с бешеной злобой, почти ненавистью к ней…

– Ну, что же? – улыбаясь, проговорила она своим певучим голосом, и на щеках ее проступили две ямочки, от которых у него в глазах потемнело. – Так у порога стоять и будешь?

Она жарко прильнула к нему, и полные губы ее уже искали его губ. Он вдруг резко отшатнулся и, точно сломанный, опустился на лавку.

– Елена, сил моих больше нет!.. – с мукой едва выговорил он. – Или ты меня вправду жалеешь, или ты мной играешь, незнамо зачем. Я не могу больше! Бывают дни, когда я убить тебя готов. Да что, убить мало: я готов привязать тебя к хвосту коня и размыкать по полю…

– Да чего же ты, дурной, еще хочешь?.. – усмехнулась она страсти его бешеной. – Что, не все я отдала тебе?

– Мне одному? – бешено скрипнул он зубами.

– А ты слушай еще всех баб на Москве! – сказала она. – Ты видел когда что за мной?

– Ежели бы я что видел, так тебя давно и на свете бы не было, – сказал он, дрожа. – А ежели ты меня взаправду любишь, так бросим все и бежим…

– Куды? – засмеялась она своим отравляющим смехом.

– Куды хочешь… На Литву, к немцам, к шведам… Мало, что ли, места на свете?..

Она покачала своей красивой головой.

– Великий князь все не нахвалится сметкой твоей… – сказала она. – А ты, словно ребеночек несмысленый, лопочешь неведомо что. Бежим. Куды бежать великой княгине московской – пусть завтрашней, все равно. И счастье не ногами, а умом искать надо, лапушка моя. Иди сюда.

– Нет, постой! Тогда прямо говорю тебе – вот тебе крест святой!.. – перекрестился он истово. – Ежели я что за верное узнаю, не жить тебе… Пусть тут же с меня и голову снимут, но я зарежу тебя, проклятая!.. – опять скрипнул он в белом бешенстве зубами.

– У-у, какой сердитый!.. – засмеялась она ласково. – А покажи-ка, что это у тебя за поясом…

– То кинжал… – недовольно отвечал он. – Фрязи мне из страны италийской привезли…

– А ну, покажи, покажи… – сказала она, и, когда князь хмуро отстегнул ей кинжал, она воскликнула: – У-у, да золотой!.. И как сработан!.. Подари его мне: может, пригодится когда…

– Сделай милость, возьми…

– Спасибо, сокол мой… – сказала она. – А что ты шумишь все, так сердцем пня не сшибешь, Вася… А мы вот лучше давай подумаем, как нам судьбу нашу тут же, на Москве, без беготни устроить, да так, чтобы оба мы радостны были, чтобы не мешал нам никто… Мне ведь ведомо, что вы там – князь Семен, отец твой да другие… – налаживаете. И вот ежели бы был ты посмелее да дело это повернул как следует, так тогда… нам и гоже было бы… На моего сопляка смотреть нечего – опостылел он мне хуже редьки горькой, и убрать его с дороги ничего не стоит… Нешто это великий князь? А вот ежели бы нам так с тобой ослободиться… Да ежели бы тебе на… его место стать… – не сводя с него сияющих глаз, вкрадчиво говорила она. – Тогда и бегать никуда не надо было бы… Все-таки, чай, шапка-то Мономахова стоит, чтобы из-за нее потрудиться маленько!..

– А откуда тебе известно про разговоры бояр? – спросил Василий, глядя в ее побледневшее и возбужденное лицо.

– А сорока на хвосте принесла!.. – засмеялась Елена. – Вот ежели бы такое дельце удалось, так и был бы ты со мной по вся дни. И не было бы этой твоей муки чудной… Подумай-ка… А теперь иди ко мне. Долго мне быть с тобой нельзя: хватится великий князь-то мой… Иди, сокол!.. Ежели бы ты вправду любил меня, по-настоящему, чего бы мы с тобой не наделали бы…

Она не то что вправду к власти стремилась, а все эти затеи ее, вся игра людьми забавой для нее были. Что из этого выйдет, то и выйдет, только бы дух захватывало…

– Я не люблю тебя?! Да для меня ты… – страстно бросил он и покраснел: а Стеша? И тотчас же ответило сердце: с ней все кончилось, не начинаясь. А он хочет жить. – Елена, радость моя, уедем! Ну на что тебе вся эта пустяковина? Чего тебе не хватает?

Он жарко сжимал ее в объятиях и покрывал бешеными поцелуями. И она, шепча огневые слова, жгла его огнем ответным. Она, правда, хотела поиграть с ним, но обожглась и теперь любила его накрепко.

В темной вышине играли и переливались звезды. По дворам собаки заливались. Четко стучали колотушки сторожей. И когда некоторое время спустя князь Василий осторожно вышел из мыльни, в душе его уже была, как всегда, осенняя мгла: нет, не то!.. И образ Стеши, фряжской Богородицы, еще победнее сиял в его ненасытной душе.