Сталин нужных ему людей выдвигал и окружал заботой. Когда надобность в них миновала, без сожаления отказывался от их услуг. Часто за этим следовал расстрел.
Отделение арестов и обысков, входившее в 7-е управление МГБ, было перегружено работой. Один из сотрудников отделения со странным блеском в глазах говорил:
— Я люблю свою работу, мне нравится брать людей ночью.
Особенно нравилось брать недавних сослуживцев и начальников.
Линия шестая
Укрощение генералов
Страх перед маршалом Жуковым
Война закончилась, вождь перестал зависеть от своих военачальников, и присущая ему подозрительность в отношении военных взяла верх. В разговорах с маршалами и генералами зазвучали упреки в «зазнайстве» и в «отсутствии большевистской скромности». В этих словах отразил ось некое беспокойство вождя: а вдруг боевые маршалы и генералы, увенчанные воинской славой, станут менее управляемыми?
Маршалы и генералы вернулись с войны победителями, в блеске славы. Не станут ли претендовать на более заметное место в жизни страны? Вот Сталин и решил указать им их место.
На следующий день после Парада Победы в 1945 году маршал Георгий Константинович Жуков собрал у себя на даче близких ему генералов. Счастливые военачальники с радостью пили за Георгия Константиновича как за выдающегося полководца. Все разговоры на даче Жукова записывались, а записи показали Сталину. Он был крайне раздражен, потому что настоящим победителем считал себя, а вовсе не Жукова.
В этом мире, говаривал Наполеон, есть только две возможности — или командовать, или подчиняться. Георгий Константинович Жуков принадлежал к тем, кто с детства мечтает командовать другими. В нем было умение подчинять себе. Он родился таким, такова его генетическая структура.
Жуков взлетел, как взлетали и другие отличившиеся начальники. Сталину претила обычная форма карьерного роста. Понравившегося он сразу определял на высокий пост. А дальше — как у кого. Георгий Константинович оказался таким, кто на всякой должности на месте.
Жуков не испытывал страха ни на поле боя, заваленном трупами, ни на кремлевском паркете, натертом до блеска. У него было мужество решимости, без которого немыслим военачальник, полководец. И крепкие нервы. Он безостановочно продвигался вверх. Не потому, что ему кто-то ворожил. А потому, что не продвигать его было невозможно.
Осенью сорок первого, когда вермахт стоял у ворот Москвы, Сталин в отчаянии призвал на помощь генерала Жукова. Этот беспредельно жесткий и уверенный в себе человек вселял в вождя надежду и уверенность. Жуков руководил обороной окруженного Ленинграда. 5 октября 1941 года Сталин приказал ему немедленно прибыть в столицу.
Прямо с аэродрома Жукова доставили на кремлевскую квартиру вождя. Сталин был простужен, плохо выглядел. Пребывал в бешенстве от неумелых действий командующих фронтами, оборонявших столицу. Подошел к карте, указав на район Вязьмы, объяснил:
— Сложилась очень тяжелая обстановка. Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов доклада об истинном положении дел. Ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник.
Пути на Москву, вспоминал Жуков, по существу, были открыты. В этой ситуации он принял под командование Западный фронт с задачей остановить немцев.
16 октября, уже подписав постановление об эвакуации столицы, Сталин все-таки спросил Жукова, смогут ли войска удержать Москву? Георгий Константинович твердо ответил, что он в этом не сомневается.
— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал довольный Сталин.
Непоколебимая стойкость Жукова, считавшего, что столицу удастся отстоять, подействовала на Сталина. Выяснилось, что бежать нужды нет. Можно и нужно, выполняя свой долг, сражаться за город. Железная воля Жукова помогла спасти Москву в сорок первом. Но его упрекали в том, что он не жалел людских и материальных ресурсов.
Жукова на склоне лет спросили:
— Правда ли, Георгий Константинович, что вы были на войне жестоки?
Маршал ответил:
— Время было такое — война вообще жестока.
«Многие из тех, кто пишет о Жукове, акцентируют крутость характера полководца, — писал ответственный редактор «Красной звезды» генерал Давид Ортенберг. — А ведь ему было свойственно и другое. Например, расположение к людям, делившим с ним тяготы войны».
До самой его смерти им восхищался почти весь мир. Он навсегда обеспечил себе место в истории. И если можно назвать человека, которого любит народ, то это именно он. Тем не менее значительную часть жизни маршал прожил в опале, несколько лет ждал ареста.
Маршал был уверен в своей непогрешимости. Если ему пытались возражать, говорил:
— Я уже докладывал Верховному, и он мои соображения одобрил!