Кремль 2222: Юг. Северо-Запад. Север

На Ивановской площади была установлена батарея противовоздушной обороны, состоящая из четырех пневмопушек, нацеленных стволами в небо. Универсальная разработка для стрельбы по наземным и воздушным целям, переделанная из старых музейных экспонатов еще Второй мировой войны. Тратить порох с некоторых пор было непозволительной роскошью, потому для защиты от атак летающих мутантов вполне хватало десятка батарей, расположенных в ключевых точках Кремля и стреляющих специальными тяжелыми копьями. Предосторожность не излишняя – рукокрылы, мутировавшие летучие мыши-вампиры, у которых размах крыльев отдельных особей достигал десяти метров, вполне могли, спикировав, утащить взрослого воина в полном доспехе. Другое дело, что встречались такие твари нечасто, больше шныряла в небе мелочь величиной с орла, воюя с воронами, но все-таки береженого Бог бережет.

Обслуживали пневмопушки обычно девчонки из батальона ПВО, и Данила, проходя мимо, непроизвольно расправил плечи.

Что не осталось незамеченным.

– Куда путь держишь, боярин?

Звонкий и насмешливый девичий голос, раздавшийся из-под полумаски шлема, был знаком. Как и русая коса в руку толщиной, из-под того шлема выбивающаяся. Радомира, конечно, девка видная, фенакодуса на скаку остановит и хвост ему оторвет. А не оторвет, так замучает издевками. И чего на нее Ратмир заглядывается? С лица, как известно, воду не пить, а характер у девки вредный на редкость. Боярином простого разведчика назвать, конечно, лестно, но не таким голосом и не на всю площадь. Потому лучше отвечать в тон.

– По делу, боярыня, – отозвался Данила.

– По большому аль по малому?

«Лучше было вообще не отвечать», – мелькнуло в голове.

– В Тайницкий сад по нужде ходить опасно, – продолжала Радомира с искренним сочувствием в голосе. – Того и гляди дерево почует живое мясо да и оторвет чего ненароком.

С четырех сторон от соседних пушек разнеслось разноголосое девичье хихиканье.

– Тебе ж, красавица, язычок пока дерево не оторвало, стало быть, думаю, и мне опасаться нечего, – раздосадованно бросил Данила, ускоряя шаг. Не препираться ж с девкой, у которой под шлемом не ум, а коса.

– Так я не про язычок говорила, боярин, – раздалось в спину. Вместе с новой волной хихиканья.

Ну что с девок возьмешь? Скучно им на посту, только и развлечений, что языками чесать да прохожих задирать. Пусть уж резвятся, лишь бы за трепом атаку рукокрылов не проглядели.

Миновав Ивановскую площадь, Данила вошел под сень громадных узловатых деревьев, тянущих свои корявые сучья к серому, хмурому небу. Это и был Тайницкий сад, о котором в старых книгах, оставшихся после войны и бережно хранимых стариками, говорилось, что некогда он «утопал в зелени». Представить такое у Данилы не хватало воображения. А вот что излишне гибкая ветвь, замаскировавшаяся среди серой травы, может схватить и утянуть беспечного человека в недра трехобхватного ствола дерева, где полуживой организм выпьет из тела все соки и отторгнет сухую мумию, помнил с детства.

Было и еще одно воспоминание, связанное с этим местом. Тогда Даниле семь лет минуло. Отец его, богатырь знатный, уходя в рейд, подарил сыну белого щенка ручной крысособаки. В то время еще пытались люди уживаться с мутировавшими псами, сильно похожими на помесь старинного бультерьера с обычной крысой. Но, в отличие от фенакодусов, крысособаки с каждым годом дичали, становились неуправляемыми, бросались на людей, и в конце концов специальным указом князя территория Кремля была от них очищена, а сами крысособаки объявлены опасными мутантами, подлежащими уничтожению. Что, впрочем, было недалеко от истины – в настоящее время мохнатые и умные твари представляли реальную угрозу для разведчиков вне стен крепости.

Но щенок, которого мать назвала Няшкой, был добрым и ласковым, Данила это точно помнил. И, как все дети, на редкость любопытным. Это его и погубило.

Отец ушел в рейд – и не вернулся. Данила долго плакал, уткнувшись лицом в белую шерсть, хоть это и не подобает будущему воину. А через неделю пропал и Няшка. Люди последний раз видели белого щенка возле Тайницкого сада. Туда и рванул было Данила, знавший запретную чащобу как свои пять пальцев, но мать остановила. Не била, а встала на колени и слезами заставила сына дать клятву, что он не пойдет искать наверняка погибшего друга и вообще никогда не переступит границы смертельно опасной чащи, пока не станет взрослым. Пришлось поклясться памятью об отце. Уж слишком сильно просила мать, только что потерявшая мужа…