Кремль 2222. Север

Но выстрелов не последовало. Мертвые медленно опустили оружие. Теперь автоматы висели стволами вниз на ремнях, словно бесполезные игрушки.

Внезапно крайний слева труп поднял руки и стащил с головы противогаз…

Я узнал его сразу. При жизни мертвеца звали Майором. Его на моих глазах заживо переварило «перекати-поле». Это было давно, еще в моем мире, на зараженных землях Украины. А теперь он стоял и смотрел на меня выцветшими, пустыми глазами…

Они снимали противогазы один за другим… И я узнавал лица… Кобзарь, которому я дал прозвище Копия… Метла, еще при жизни ставший живым мертвецом и сгоревший в огне, прикрывая меня… Малява, принявший в себя пулю, предназначавшуюся мне… Одних я знал хорошо. Других запомнил лишь мельком, разглядев однажды их лица в оптический прицел винтовки. В следующее мгновение эти лица переставали быть лицами, и я начисто стирал их в памяти. По крайней мере я надеялся, что начисто. Но сейчас я вспоминал их мгновенно, как будто знал этих людей многие годы…

«Если б их дороги не пересеклись с твоей, они продолжали бы жить, — продолжал стучаться в виски проклятый голос. — Ты, и только ты причина их гибели. Твои руки по локоть в крови, и тебе никогда не отмыться от нее…»

Теперь они все смотрели на меня. Почти все… Лишь последняя фигура в бесформенных, полусгнивших лохмотьях стояла, опустив голову. И больше всего на свете я боялся, что она поднимет руки, снимет противогаз — и я увижу глаза цвета чистого, лазурного неба…

«Ты убивал живые существа. Теперь ты убиваешь народы. Помнишь остатки племени осмов, которых ты послал на верную смерть? А еще недавно ты отправил радиопризыв — и сейчас бесчисленная орда шайнов движется на Москву с востока. Ты погубил не только чужой народ, хомо. Ты погубил всех людей, которые сумели выжить на этой планете».

Голос назойливо шептал в моей голове, но я не особенно вникал в смысл этого шепота. Я осознаю все сказанное потом. Наверное, осознаю. А пока я лишь смотрю на ее руки с тонкими белыми пальцами, почти не тронутыми тлением…

«Ты умеешь лишь одно — убивать. Ты очень хорошо это умеешь, хомо. Ты ушел из своего мира. И она знала, куда ты мог уйти. Но „Дочкино ожерелье“ не умело пробивать пространство подобно твоей „Бритве“. И тогда она поехала в Москву, где ее и застала Последняя война. Но она не умерла сразу. Обожженная, израненная, в подземном бункере она родила ребенка и лишь тогда рассталась с жизнью. Твоего ребенка, от которого ты ушел слишком далеко…»

Ее руки шевельнулись и начали подниматься кверху. К противогазу, из-под которого выбилась прядка волос, слегка тронутая сединой.

«У тебя остался лишь один выход, человек. Один выход — и один патрон. Ты хорошо умеешь убивать. Сделай это, пока она не сняла противогаз…»

Голос шептал еще что-то, но это было уже неважно. Главное, что он был прав на все сто.

Ее руки уже почти коснулись гладкой серой резины, обтягивающей лицо. Но я уже встал на одно колено, упер приклад автомата в землю и положил подбородок на холодный раструб пламегасителя, неприятно царапнувший кожу. Ну да, на нем же выемка есть для использования шомпола при отвинчивании. Так что нужно быть осторожнее, когда до боли, до скрипа зубов вдавливаешь ствол в нижнюю челюсть, одновременно касаясь указательным пальцем спускового крючка.

«Правильное решение, хомо, — прошептал голос. — Когда не можешь выстрелить в ту, которую бросил две сотни лет назад, лучше выстрелить в себя…»

Я видел, как ее пальцы коснулись нижней части противогаза… Еще мгновение — и я увижу ее глаза — или то, что от них осталось… Зачем мне на это смотреть? Правильно, незачем.

В вязком, почти осязаемом воздухе выстрел прозвучал негромко, словно через глушитель. Меня отбросило назад. Разрывающая боль затопила сознание, но я удержал его, ускользающее, колоссальным усилием воли.

«Сейчас тебе нельзя умирать! Нельзя, слышишь?! Ты должен еще прожить несколько мгновений, Снайпер или как там, мать твою, тебя зовут на самом деле. Несколько очень длинных мгновений для того, чтобы убедиться…»

Сейчас это уже был не чужой голос в моей голове, а мои собственные мысли. А может, мой голос. Возможно, я шептал, а может, орал во всю глотку. Какая разница? Главное — я должен встать. И убедиться…

Иногда это очень трудно — просто подняться с земли. Примерно так же трудно, как резко, сдирая кожу с подбородка, повернуть автомат дульным срезом вперед и нажать на спуск. Не целясь, не думая, просто чувствуя себя раскаленным кусочком свинца со стальным сердечником внутри, летящим вперед.

И попадающим туда, куда нужно…

Поля Смерти больше не было. Исчезли мертвецы — слишком реальные, слишком чётко прорисованные, для того чтобы быть настоящими. Кошмарные статуи со свисающими лохмотьями золотой кожи превратились в каменные фигуры, которые бережно оплетали гибкими ветвями деревья, растущие прямо из фонтана…