Кремль 2222. Тушино

Наемник, глядя чуть в сторону и вниз, задумчиво кивнул. Разведчик уже отворачивался, когда что‑то врезалось ему в правую скулу. Яркая красная вспышка полыхнула перед глазами, а в следующий миг Игорь вдруг обнаружил себя на земле. Перед взором плясали «зайчики»; краем глаза дружинник увидел, как Третьяк замахивается на него прикладом, но Федор вовремя остановил товарища, положив ему руку на плечо.

– Хватит, – сказал он тихо, но твердо. – Убьешь еще, что потом Ресту скажем?

Третьяк опустил автомат и, окинув припавшего на одно колено дружинника презрительным взглядом, процедил:

– Никогда больше не смей мне угрожать, кремлевский выродок! Ты, сука такая, отнял у меня всю мою прежнюю жизнь! Из‑за тебя все это, из‑за тебя и твоего бородатого дружка с его долбаным «Рексом»!

Не успев остыть, он живо закипел вновь, но был снова остановлен Федором.

– Помни, что сказал Рест, – сказал наемник. – Кремлевский должен выжить и достать для нас ту штуковину… ну, о которой кио говорили… Как же ее…

– Я понял, понял, – поморщившись, перебил его Третьяк.

Поколебавшись, он протянул Игорю руку, и тот нехотя дозволил поднять себя на ноги. Встав, дружинник инстинктивно провел ладонью по лицу и поморщился, когда обнаружил, что правая скула стремительно набухает. Именно туда его ударил озлобленный наемник.

«В следующий раз – никаких разговоров, – решил дружинник про себя. – Убью на месте».

– Шагай, кремлевский, – тоном, не допускающим возражений, велел Третьяк. – И без глупостей.

Игорь молча кивнул и, развернувшись, потопал в том направлении, где находился Кремль.

– Не понимаю, почему мы не могли взять фенакодусов? – услышал он за спиной голос Федора. – Верхами мы бы в два счета до Кремля добрались.

– Да нет, верхами еще уметь надо ездить, иначе прямо в Поле Смерти упорхнешь – и поминай, как звали, – авторитетно заявил Третьяк. – Да и нео…

Он запнулся.

– Что – «нео»? – нетерпеливо спросил Федор.

– Нео б их уже сожрали, вот что, – ответил опальный наемник.

И сейчас он, безусловно, не шутил.

* * *

– О, Великий Механик! – воскликнул Рупор, сгибаясь в поклоне.

Прежде чем Громобой успел одернуть говоруна, все Дети Механизмов попадали на колени и принялись биться лбами о потрескавшийся асфальт.

– Заканчивайте, – буркнул нейромант.

Бородач наблюдал такое количество дикарей впервые со времен своего «оживления». И он соврал бы, если б сказал, что открывшееся зрелище ему нравится. Даже более того: на поклоняющихся людей нельзя было смотреть без жалости. Наряды всех до единого Детей Механизмов украшали различные шестеренки, болты да гайки. Громобой искренне недоумевал, что прекрасного эти люди нашли в груде проржавевшего хлама, который некогда был био или, допустим, автоматической повозкой (кажется, их прежде называли автомобилями?..). Сам нейромант давно отрекся от веры в Великого Механика и даже полученную при рождении шестеренку, как выяснилось, потерял – а ведь это был главный символ странного божества, стремящегося упорядочить все, что под руку попадется.

«Какая ирония, – думал Громобой, рассматривая молящихся на него дикарей. – Стоило мне уйти от этой позорной веры, и волей случай я сам стал для кого‑то воплощением божества, от которого прежде отрекся!..»

А еще большая ирония заключалась в том, что бородач никогда не мечтал стать кумиром или идолом. Все, чем он грезил – это найти свой угол, для себя, Бо и малышки (Громобой почему‑то не сомневался в том, что у них родится именно дочь), и жить, радуясь тем, что они есть друг у друга. В Зоне трех заводов им такого угла было не найти, поэтому они покинули те края и отправились в Кремль, где, как будто, имелась нужда в проверенных бойцах и отсутствовало деление на рабов и хозяев. Но по пути случилась трагедия, которая унесла жизнь Бо, а Громобою, будто в усмешку, подарила сначала способность подчинять себе разум био…

И вот теперь – последователей, преклоняющихся перед его чудесным даром.

«Но я ведь не искал этого? Зачем же мне это дали?»

Мироздание очень странно устроено: то, чего ищем, мы, как правило, не достигаем, но вот то, что нам даром не нужно, само сваливается к нам в руки. За умение вертеть громадным боевым роботом, точно куклой, многие отдали бы все, что у них есть, но сам Гробомой с радостью отказался бы от своих «выдающихся» талантов ради того, чтобы снова очутиться рядом с Бо. Ради того, чтобы видеть ее, слышать ее и чувствовать ее, он готов был перевернуть весь мир живых вверх дном…

Но Бо, увы, больше года назад против воли покинула его и переехала в мир мертвых. Почему‑то одна, без него. И тоже, наверняка, не по собственному желанию.

Дети Механизмов бились лбами о серое полотно асфальта, а Рупор все говорил и говорил, но Громобой даже не вслушивался в его слова. По крайней мере, до тех пор, пока Голос Племени и его молчуны не уставились на ожившее божество с таким видом, будто он что‑то должен был им ответить.

– Я обязательно упорядочу этот мир и сделаю вас шестеренками в своем механизме! – подумав, заверил нейромант.