Кремль

– А ты что больно за чужих-то встряешь? – озлобленно накидывались на них патриоты. – Коли взялся довести дело до конца, так и доводи. А то что же это будет: стрельница готова, а орла нетути? Порядки тожа!.. Чай, сколько им великий государь денег-то переплатил…

– Они, фрязи-то, все в кружало [36] да в правило [37] норовят, по порядку чтобы, а наши и на глазок смикитят…

Веревки продолжали дергаться, но ничего не выходило. Народ из себя просто выходил: так каждый вот словно и полез бы, чтобы все дело наладить!.. И вдруг Никешка решительно сбросил с себя полукафтанье и шапку.

– Пригляди маненько за одежиной… – бросил он Блохе и побежал в ворота. – А ну, пустите-ка, я к птиче слажу… – сказал он Фиораванти, которого он много раз уже видал на работе. – Я к этим делам привышнай…

Те забормотали что-то про себя: не годится дело…

– Да чего там!.. – засмеялся Никешка. – Древолаз я, говорю… Ни хрена не будет… Пусти-кась…

– Да пустите его… – крикнул фрязям с коня какой-то боярин, очень раздосадованный неудачей с орлом. – Не замай его, Ристотель…

Никешка сбросил лапти, наспех перекрестился, поплевал для пущей важности на руки и, схватившись за веревки, медлительно, неуклюже, как медведь, полез вверх, к закачавшемуся, точно испуганному, орлу. Белую рубаху Никешки весело надувал речной ветер, она пузырилась, и ярко краснели на солнце ее ластовицы. Вот древолаз поднялся уж в уровень со стеной зубчатой, и рев всего торга восторженно приветствовал его удаль.

– Ай да ластовицы!.. Молодчага… – кричали ему со всех сторон веселые голоса. – Ишь, орел-то как затрепыхался: наших завсегда опасайся!.. Только бы веревки выдержали…

– Хошь тебя повесь, и то выдержат…

Заржали весело…

Никешка медленно подбирался к птице. Рубаха его все пузырилась – и весело смеялись всей Москве красные ластовицы. Орел опять испуганно закрутился.

– А-а, не любишь?! – ржали по стене, по кровлям, на торгу. – То-то, брат!.. С нами валять дурака не моги никак…

Никешка схватился за птицу, все оглядел и, миновав орла, полез на самую маковку стрельницы. У москвитян дух захватило.

– Ах, штоп тебе!.. Ну и отчаянный народ бывает тожа… Ты гляди, что делат…

Никешка был уже у самой верхушки стрельницы. Глянул ненароком вниз, и сердце у него покатилось. Но он знал средствие: гляди вверх. Он передохнул и стал что-то налаживать с веревками вкруг верхушки, укрепился в веревках ногами сам и потянул птицу. Та не шла: тяжела. Он махнул вниз фрязям:

– Тяни!..

Фрязи не столько поняли – крик Никешки был на земле едва слышен, – сколько догадались, потянули веревки, и орел, дрыгая, пошел к маковке и остановился около Никешки. Он что-то покрутил над ним и опять махнул вниз:

– Давай!.. Легше, легше…

Орел заколебался. Никешка вошел в азарт и забыл о всякой опасности: точно сама земля Русская корявыми руками искала закрепить в небе свою силу и славу… Весенний ветер играл его русыми волосами…

– Давай!.. – крикнул он в пустоту. – Легше, мать вашу…

По сердитому взмаху руки угадали, в чем дело. Орел колебался, подымался чуть, опускался, опять подымался и вдруг, четко дрогнув, разом стал на свое место и широко распластал в сияющем небе свои острые золотые крылья…

Земля восторженно взревела. Москвитяне все смотрели именинниками. То, что стрельница была поднята фрязями, что орел изготовлен был их хитростью, об этом теперь никто и не думал – теперь важно было одно: красные ластовицы утерли-таки нос чертям заморским!

– Ай да парень!.. Молодца… – весело летали голоса. – А я, вот истинный Господь, думал, оборвется… Нет, шельма парень, мать его за ногу…

Никешка быстро поехал по веревке вниз, стал на землю, крепко перед фрязями высморкался, молодцевато шлепнул сопли о сухую землю и среди восторженного крика и смеха москвитян исчез в толпе… А от великого государя – он смотрел издали, как орла подымали, – уже бежали в толпу дети боярские:

– Где парень, что птицу на место поставил?.. Государь требует… Да не жмитесь вы, остолопы: от государя награда ему будет…

Но Никешку так и не нашли…

Весь день любовались москвитяне на золотую птицу, парившую в небе, и, всячески прикрашивая, рассказывали один другому о молодечестве какого-то мужичонки с красными ластовицами. Они чувствовали себя решительно именинниками. Попы у Фроловских ворот тоже ликовали и то и дело молодецки бились на кулачки по этому случаю. Пристава царские прямо из сил выбивались, унимая безобразников, но все было напрасно. Молодая сила Русской земли так и перла изо всех щелей…

XLI. Крушение