Кремль

— С католическим? Мы всегда поздравлялись с православным Рождеством.

— Неправда, ты поздравлял меня со всеми праздниками. Даже с китайским Новым годом. Но ты не ответил. У тебя все в порядке?

— Работаю, придумываю, изобретаю. Колеса к велосипеду. Кому это пригодится, не знаю, — признался Игорь.

— Ты умный и талантливый. Таких очень мало.

— А если я ничего не буду сочинять и придумывать? Просто брошу это занятие? Разве стану глупее?

— Как ты можешь! Ты даже не представляешь, насколько нужны твои идеи. Даже мне. Я хочу, чтобы ты верил в себя. Очень тебя прошу.

«Она так восторженно говорит… Удивительно! Женщины меняют отношение к занятиям мужчин в зависимости от обстоятельств и своих интересов. Раньше Марина ненавидела мою работу. Сколько было слов. „Твоя проклятая работа мешает нашему счастью, отбирает драгоценное время. А его не вернешь“. Какая была ревность! А сейчас наверняка думает: „Лучше его занять, чтобы не влюбился в другую женщину“. Хочет, чтобы я остался в ее власти, хотя бы мысленно. Что поделаешь — собственница».

— Ты меня ревнуешь? — спросил Ратов.

— А есть к кому?

— Значит, ревнуешь. Ты не захотела жить со мной и не отпускаешь. Это несправедливо.

— Справедливо все, что разумно.

— А какой был смысл в нашем расставании? Не очень понимаю, что ты вкладываешь в слово «разумно». Твой муж здесь?

Возникла пауза. Ратов слышал в трубке дыхание Марины. Знакомое и желанное, несмотря на все обстоятельства, ее замужество и его идиллию с Марикой. Вопреки всякой логике и здравому смыслу.

— Ты знаешь, я ошиблась, — наконец подала голос Марина.

— И в чем ошибка? — хрипло спросил Ратов.

— Думала, что ничего интересного Макс в Москве не найдет и благополучно уедет на родину предков, в Германию. А он на удивление просто нашел прекрасную работу и никуда уезжать не собирается.

— Ты довольна?

Голос Ратова насторожил Марину.

— Ты простудился.

— Нет, все в порядке. Так, поперхнулся. Ты довольна?

— Могло быть и лучше, но он охраняет мое личное пространство. Я ему за это благодарна. Кстати, он счастлив здесь, в Москве. Как поросенок, которого греют розовым светом. Обожает щи и котлеты, русскую классическую музыку. Летом будет гонять на мотоцикле.

— Щи и классическая музыка — прекрасное сочетание. Действительно достойный человек. Как говорится, каждая жена заслуживает своего мужа.

— Каждая женщина создает своего мужа. Это — точнее. — Марина сделала ударение на слове «создает». — Не злись.

— Почему ты позвонила?

— Не могу забыть тебя. Но я, кажется, не вовремя. Не очень-то зовешь вернуться.

— А ты бы вернулась?

— Разумеется, нет. Как поживает мой клон?

— Прощай, — сухо сказал Ратов.

Он хотел сказать мягче, но в горле першило. И даже саднило. Наверное, действительно простудился.

«Зря назвала Марику своим клоном. Она добрее и лучше».

По крайней мере ему хотелось так думать.

В трубке опять раздавались гудки. Вечные гудки, как зов парохода, затерявшегося в тумане.

* * *

Наступала полночь. Марика уже должна была приехать.

Игорь чувствовал себя необычайно легко — Марика не была пленницей многочисленных комплексов, сомнений, невысказанных симпатий и антипатий, которыми страдала «бывшая Марина». Эти комплексы поначалу не бросались в глаза, но потом все равно проявлялись — уже в виде крика, скандала, упреков и слез.

И все же Ратов не мог избавиться от ощущения, что и в Марике скрыто много тайн, которые он еще не разгадал.

В моменты близости Марика менялась до неузнаваемости: становилась требовательной, ненасытной, удивительно сильной. Она терзала его и себя, заламывая себе пальцы, теряя сознание, с чудовищной энергией стискивая его разгоряченное тело. Потом старалась сдержать страсть, отстранялась, становилась бесчувственной, а вскоре вновь распалялась, беспощадно догоняла его, и они одновременно достигали вершины.

В ней словно жили два разных человека — застенчивый и осторожный, которого в любой момент подстерегал другой — беспощадный, решительный и рисковый. Пока этот второй раскрывался лишь во время близости, но Игорь не исключал, что вскоре он станет более раскованным, откровенным и, возможно, вытеснит первого — деликатного и стеснительного.

Но парадоксальное заключалось в другом — он начинал любить Марику в разных и несовместимых ее проявлениях. Если раньше он мог с одинаковым желанием думать о Марине и о ее клоне Марике, то теперь облик Марины тускнел, размывался, стирался в памяти. Марика овладела им полностью, но кто она в реальности — он до сих пор не знал и не хотел думать об этом.

Сознание по-прежнему раздваивалось. Только раньше оно металось между двумя женщинами, а теперь раздвоение происходило в образе Марики. Это влекло и завораживало.

«Чем больше размышляешь о характере женщины, тем меньше в нем понимаешь», — успокаивал себя Ратов.

И был прав.

Глава 13 Делец

Пиастры! Пиастры! Пиастры!

Владелец компании «Ферросплавы» Даниил Морев собирался на новогодние каникулы в Куршавель. В последнее время он стал заядлым любителем горнолыжного спорта вдобавок к увлечению теннисом.