Читаем Кремль. У полностью

Он быстро прошел, почти бегом, через двор и встал у калитки. Доктор, однако, не вернулся, и я напрасно ждал его на крыльце. В доме становилось все шумней. На кухне пекли все больше и больше, кухня оживилась, по всему видно, действительно, разыгрывались свадьбы; больше всех с оживленным лицом бегала по коридору Людмила. Меня сразу пригласили на несколько обедов. Думали ль они удивить братьев Лебедей своими свадьбами — не знаю. Вскоре запах зажаренного мяса начал наполнять весь дом, горох мой любимый с мясом! Приятно!

Я проходил мимо дверей, возвращаясь, и взглянул на Черпанова. По всему можно было заключить, что волнение его достигло крайнего предела. Он уже не опирался спокойно о воротный столб, а поминутно выглядывал на улицу, наконец, залез на забор, но тут интерес мальчишек от разбираемой церкви переметнулся к нему, и он вынужден был спрыгнуть, тогда на заборе, в свою очередь, появился Мальчишка, который, увидев меня и Черпанова, выразив свистом полное разочарование, скрылся. Жара стояла томительная. Наконец, Черпанов подошел ко мне, а это тоже показывало крайнее смущение, иначе б он подозвал меня.

— Так вы настаиваете на том, чтобы я пошел к Сусанне? — спросил он, перебирая свои книжки.

— Мне абсолютно безразлично, — холодно ответил я, — я просто жду доктора, чтобы уйти на вокзал, вы в чем-то заинтересованы, и мне эта непонятная чепуха надоела.

— Непонятная! Вам уж никак нельзя сказать, чтоб происходящее здесь было непонятно. Что же вам более всего непонятно?

— Да хотя бы вот ваша функция.

— Я вам ее разъяснял подробно.

— Однако, от этого, боюсь, она стала еще темней.

— Так вы настаиваете? Хорошо, я иду. Вы дядю Савелия не видали?

И, не дождавшись ответа, он пошел вперед, но, сделав несколько шагов, обернулся:

— А разве вы не хотите пойти?

— Я? Нет. Сусанна Львовна обидела меня, а я ее. Нам встретиться будет неприятно.

— Но в данном случае вы явитесь для нее очень интересным вестником, и она вам все простит.

— То, что вы хотите купить костюм?

— Куда! Больше! Берите выше.

— То, что вы хотите обворовать дядю Савелия?

— А вы поверили? Вот и шути с вами. Нет, Егор Егорыч, я пришел к очень ответственному моменту своих соображений. Я решил жениться на Сусанне Львовне.

Я рассмеялся.

— Чего вы ржете? А если она мне нравится, во-первых, а во-вторых, только войдя в круг ее семьи, я могу сплотить вокруг себя сейчас необходимое мне ядро. Я удивляюсь, как это раньше не приходила мне такая блестящая мысль?

— Позвольте, но не вы ли поддерживали предложение Ларвина, инспирированное, как вы говорите, дядей Савелием, и сами жалели, что вам раньше оно не пришло в голову?

— А тактически я признаю сейчас необходимым действовать по-другому.

— Но вы говорите, что у вас есть инструкции от авторитетных органов, не могут же эти инструкции в одном пункте говорить одно, а в другом другое?

— А вы видали эти инструкции?

— Нет.

— То-то, — он стукнул себя по голове. — Эта штучка стоит многих инструкций. Вы что же, не советуете мне жениться? Или вы хлопочете насчет Сусанны для доктора? Так вам не отхлопотать. Советую такими низкими делами не заниматься, у доктора и без этого достаточно длинный язык.

— Чтобы вы не думали так, я могу пойти с вами к Сусанне Львовне, тем более, что вы утверждаете, что она рада будет меня видеть.

— И обязательно.

Комната сестер была густо набита народом. Я там увидел пары, которые приводил Ларвин к братьям, было еще несколько каких-то совершенно серых людей, судя по той торжественности, которая была у них на лицах, тоже относившихся к разряду женихов и невест, пол их можно было только по одежде отличить.

Людмила, которая вертела одну из невест перед зеркалом, примеряя ей платье, одевались они за ширмочкой, — совала их рукой туда и обратно. Причем, можно было удивиться, что ширмочка такой удивительной вместимости. Повертывая очередную перед зеркалом, она сказала в нашу сторону:

— А вот еще женихи пришли!

Черпанов одернул платье и сказал:

— Не женихи, а жених.

Ларвин подхватил с сундука:

— Тогда с вас в общую идею.

— Что это еще за общая идея? Идеями я распоряжаюсь.

— Совершенно в вашем плане, Леон Ионыч, мы из него не выпрыгиваем, а только дополняем. Поскольку выходит, что несколько свадеб в один день, а столы у всех разные, то мы решили развернуть один общий стол, объединив, так сказать, всех за свадебным пиром, но в складчину, а завтра уже, выходит, общность жен, а здесь, видите, и индивидуальные женитьбы, соединение нового и старого, а завтра останется стол, а жен уже не будет. Все выразили этому обстоятельству большое сочувствие, и за этим столом прекратятся различные ссоры, до того раздиравшие наш дом.

— Идея правильная, но как же так вы решаете без меня?

— Без вас, Леон Ионыч, невозможно! Идея ваша, наше уточнение, а председателя стола вы назначаете.

— Хорошо. Я буду председателем. Я тоже женюсь. Сусанна Львовна, не возражаете?

— Давно бы пора, если б вы такой не были занятый.

— Но здесь одна ночь, и затем разворачивается перед вами новая жизнь. Где думаете устроить общий стол?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза