Кремлевские подряды «Мабетекса». Последнее расследование Генерального прокурора России

Этого человека Лужков знал хорошо: Геннадий Пономарев был в свое время прокурором Москвы и зарекомендовал себя прекрасным специалистом.

— Хорошая кандидатура, — одобрил Лужков.

— Но есть одно «но», Юрий Михайлович: нас обманут.

— Это как же? — изумился мэр.

— Очень просто. Я попрошусь в отставку, и меня отпустят, а кремлевская администрация Пономарева на утверждение не представит. Представит другого, своего человека.

Так до конца Лужков мне и не поверил. На этом мы тогда и расстались.

Через несколько дней я заявил, в том числе С. Степашину, В. Путину, а также Председателю Совета Федерации Е. Строеву и С. Собянину, что, если на мое место придет Геннадий Пономарев, я с легким сердцем уйду в отставку. Никто против этой кандидатуры ничего не имел. На том и порешили.

Тем временем я начал готовить свое выступление на Совете Федерации. Причем готовил я два варианта, а точнее, две концовки выступления. Одна — мягкая, где я объявлял о своем уходе в отставку и просил Совет Федерации поддержать мое решение; вторая — жесткая, лишенная всяких компромиссов: я отказываюсь от отставки. Вторая концовка была заготовлена на тот случай, если Ельцин не представит на утверждение Г. Пономарева.

Утром 21 апреля, за несколько часов до начала заседания Совета Федерации, стало ясно, что мои опасения оказались небеспочвенными: несмотря на договоренность, президент кандидатуру Пономарева выставлять не собирался…

А случилось вот что. На кандидатуру Г. Пономарева был согласен даже Чубайс, но категорически воспротивился Березовский. «Это что же такое получается? Из огня да в полымя? Одного неуступчивого принципиала мы меняем на другого такого же?» — говорил он. Ситуация сложилась двусмысленная: еще вчера я заявлял, что готов уйти, а сегодня, если не появится письмо президента о выдвижении на мое место Пономарева, я вынужден буду развернуться на 180 градусов…

Не останавливаясь, я прошел сквозь толпу журналистов и поднялся в зал заседаний. У меня там было свое, давным-давно облюбованное место: несколько лет назад, когда меня еще только утверждали в должности Генпрокурора, я сел в то кресло и с тех пор, когда бывял на заседаниях Совета Федерации, всегда занимал только его.

У прессы был особый интерес к моему вопросу: о «Мабетексе» тогда писали практически все. За мной ходили толпами — на глаза журналистам просто нельзя было попадаться.

Чаще всего задавали один вопрос:

— Юрий Ильич, а не боитесь, что вас убьют?

Да, поначалу боялся, а потом перестал. Перегорело, что называется. Как на войне…

Началось заседание. Мой вопрос стоял одним из последних, и был он закрытым. Обычно на заседания Совета Федерации я приезжал в темно-синей форме с погонами. Сейчас же я был в обычной гражданской одежде: мой мундир находился в опечатанном служебном кабинете, и сколько он еще будет там — неведомо никому.

За несколько минут до начала дискуссии я повстречал Лужкова:

— Юрий Михайлович, нас обманули. Представления на Пономарева нет.

— Будем биться! — произнес тот довольно бодро.

Но я же всем сказал, что ухожу. Сказал Строеву, Собянину, вам… Как я буду биться? Я нахожусь в глупейшем положении. Я ведь шел на компромисс, и что в результате? Я — лжец?

Очень тяжелым был тот день, 21 апреля 1999 года. Наверное, сколько ни проживу, никогда его не забуду. Я выступал в полной тишине. По лицам я видел, что ожидали жареных фактов и разоблачений, но их не было — повторюсь еще раз, я не имел права оглашать эти факты. Свое выступление считаю одним из самых важных в жизни, поэтому позволю привести здесь наиболее важные его моменты.

«Поднимаясь на эту трибуну, отчетливо понимаю, что вы ждете от меня одного — объяснений, — сказал я, — почему, получив поддержку и доверие членов Совета Федерации, я повторно написал заявление об отставке? Отвечу. На этот… и все другие вопросы.

Но прежде разрешите доложить, что по вашему поручению было сделано прокуратурой в период с 18 марта по 2 апреля, то есть до дня отстранения меня от должности. Тем более некоторые уже поспешили заявить, что за это время прокуратура практически бездействовала…»

В этой части своего выступления я достаточно подробно рассказал о трех главных направлениях, в которых действовала прокуратура: об общей концепции государственной политики борьбы с преступностью, мерах по возвращению валюты, незаконно вывезенной за границу, и, наконец, расследовании конкретных фактов коррупции.

Поскольку именно это, третье направление деятельности Генпрокуратуры было в фокусе общественного внимания и интересовало Совет Федерации в первую очередь, я остановился на нем более детально. В частности, я рассказал о том, что начались активные следственные действия: допросы, выемки документов, назначения экспертиз по злоупотреблениям при заключении соглашения с фирмой Noga, о нарушениях в компаниях «Аэрофлот» и «Андава». Я рассказал о том, что был нарушен закон при назначении Анатолия Чубайса председателем правления РАО «ЕЭС России», что ордер на арест Березовского после моего отстранения от дел был сразу же отменен…