Кремлевские подряды «Мабетекса». Последнее расследование Генерального прокурора России

Еще на примере «Мабетекса» я понял, что нашей власти эти деньги совершенно не нужны. Ведь в швейцарских банках оказались арестованными, замороженными сотни миллионов долларов. В случае, если бы в России по делу «Мабетекса» состоялся обвинительный приговор, пусть даже условный, это стало бы для Швейцарии судебным основанием передать обратно запрятанные в ее банки российские деньги. Карла дель Понте сама говорила мне, что, если бы у нас было принято такое решение, Швейцария немедленно перевела бы спрятанную в ее банках валюту в Россию.

Сколько же лицемерия у наших чиновников, которые громогласно плачутся, что в казне нет денег, а сами отказываются от сотен миллионов прямо идущих к ним в руки долларов!

* * *

Не раз меня спрашивали, не проще ли было для сохранения престижа прокуратуры добровольно уйти с поста Генпрокурора?

Уверен, что нет. Я прекрасно понимал, что мой добровольный уход сыграет на руку преступникам, шантажистам, которые и сейчас близки к власти. Если я уступлю — то как же действовать тем, кто рангом ниже — областным, городским прокурорам, на которых тоже «давят» изо всех сил? Я просто предам их.

Если я уступлю — это будет крахом для прокуратуры. Каждый сможет сказать: «Значит, и Генерального сломали». Как можно будет тогда требовать стойкости и законопослушного поведения от какого-нибудь следователя в далеком Урюпинске, испытывающего многочисленные трудности и давление со стороны местных бандитов? Я защищал не только свою честь, я защищал прокурорскую систему. Тем не менее, правоохранительной системе России был нанесен колоссальный урон. Кто же, глядя на пример Скуратова, будет возбуждать теперь подобные дела? Сто раз подумает и поостережется… «Дело Скуратова» наглядно продемонстрировало, как далеки мы еще от правового государства. Оно показало, что государство может сломать любого человека, в том числе и достаточно высокопоставленного, что в России бороться за справедливость — себе дороже.

* * *

Особенно печально, что был разрушен кадровый корпус прокурорских работников, хорошо подготовленных профессионально и способных работать в режиме законности, невзирая на давление. По разным причинам Генеральную прокуратуру покинули сотни людей: они либо были выдавлены как «люди Скуратова», либо ушли сами из-за несогласия с политикой нового руководства.

Все это не замедлило сказаться и на общей ситуации с преступностью, и на показателях прокурорско-следственной деятельности. Если в 1998 году (последний полный год работы нашей команды) в стране было зарегистрировано около 2 миллионов 600 тысяч преступлений, то с 1999 года и в последующем эта цифра вплотную приблизилась к 3 миллионам. Резко возросло число убийств, а раскрываемость их снизилась приблизительно на 5 %, что составляет тысячи нераскрытых преступлений.

А сколько следователей — опытных, умных и добросовестных — оказались сломленными в «новых» условиях. Не сумев или не захотев возразить высокому руководству, они тем самым сделали свой выбор: ведь не возразишь раз, не возразишь второй, а в третий тебя и спрашивать ни о чем не будут.

Многим маленьким и большим чиновникам Генеральной прокуратуры сегодня кажется, что, угодив начальству, они увернулись от неприятностей. На самом же деле неприятности с этого только начинаются.

Саморазрушение — так можно охарактеризовать процесс, который уже несколько лет разъедает «государево око».

Уверен: деградация российской прокуратуры началась именно 2 апреля, когда ее руководство — Чайка, Демин, Розанов — совместно с Кремлем пошли на ночную фабрикацию уголовного дела против меня. Именно тогда она оказалась раздавленной — не выдержали мои бывшие коллеги давления Кремля. Законники, стоящие на самой вершине российской юридической пирамиды, вместо охраны закона стали его грубо попирать.

Нелестные, но откровенные слова о состоянии закона в нашей стране высказал в газете «Сегодня» Борис Уваров: «При всем тоталитаризме социалистического строя законности тогда было все же больше. Да, было «телефонное право», я могу привести десятки примеров. Но не сотни… Сверху звонили, влияли на отдельные дела, но не на все. А сейчас что делается? Сейчас все дела, связанные с высокопоставленными персонами, — «звонковые». «Криминальная революция» победила окончательно. Говорить о торжестве законности в нынешней ситуации наивно…»