Кремлевские подряды «Мабетекса». Последнее расследование Генерального прокурора России

Когда страною управляет человек в полуневменяемом состоянии — это катастрофа для государства. Но подписать нужную бумагу у президента — это полбеды. Ельцин стал неадекватно вести себя в самых неожиданных ситуациях. Уже были случаи — о них рассказал мне Павел Бородин — когда президент терял над собой контроль и погружался в состояние глубокой прострации. Он мог вдруг сказать Миронову, начальнику своей мед-службы: «Мы знаем друг друга уже 46 лет», хотя знакомы они были от силы лет пять, не больше, или при встрече с Черномырдиным твердить о каком-то сервизе, и никто не мог понять, что это за сервиз…

В своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» бывший много лет начальником президентской охраны Коржаков рассказывал, как подписывал за своего либо больного, либо нетрезвого шефа важные государственные документы, давал определяющие судьбу России ответственные распоряжения. Вот так управляли страной…

Фактор «семьи» сказался и на борьбе с коррупцией — большинство моих предложений в этой области не получили у президента ни поддержки, ни какого-то движения. А ведь Генеральной прокуратурой была создана целая программа по борьбе с коррупцией, подготовлен закон о противодействии отмыванию доходов, нажитых преступным путем.

«Семья» очень искусно манипулировала встречами президента. Если ее члены хотели кого-то дискредитировать, организовать на попавшего в опалу «накат», они вмешивались в график президента: препятствовали организации встреч, не давали возможности объясниться с ним, высказать и отстоять свою точку зрения.

То, как это делается, я почувствовал, что называется, «на своей шкуре».

Последняя деловая встреча с Ельциным произошла у меня в Кремле в октябре 1998 года. Мы планировали — на этот раз с начальником Правового управления Администрации Президента Ореховым — провести разговор о Центральном банке. Было еще несколько серьезных вопросов, к которым я тщательно готовился, — их также надо было обязательно обсудить с президентом. В общем, в тот день нам предстояла напряженная работа.

Я зашел в кабинет, знакомый по многим телерепортажам, поздоровался, сел, как обычно, на стул справа от президента, почувствовав некий жар от телевизионных камер — в кабинете было полным-полно телекорреспондентов.

Ельцин, явно обращаясь к телекамерам и почти не видя меня, работая на публику, произнес:

— Давайте мы с вами спросим у Генерального прокурора: какие дела по коррупции, по убийствам он довел до суда? Какие громкие дела расследовал?

Вопросу я удивился, но виду не подал. Поскольку вся информация, связанная с работой прокуратуры, довольно плотно сидела в голове — этими вопросами приходилось заниматься постоянно, да и в интервью я отвечал на них едва ли не каждый день, — я начал невозмутимо перечислять дела, которые мы направили в суд, и те, что не без успеха расследуем, говорить, какие есть трудности. В общем, перечень оказался большой.

Ельцин не ожидал такого, он думал, что мне нечего будет сказать, и он распечет меня перед телекамерами. Президент удивился, как мне показалось, и тому, насколько я «сижу в материале», а главное — тому, что сделано немало. Единственное, что ему оставалось в этой ситуации, — сказать, что, дескать, прокуратура у нас работает неплохо, особых претензий у меня ни к ней, ни к Скуратову нет.

И — ни слова о Центральном банке, о вопросах, с которыми я к нему пришел. Такие «проколы» стали случаться все чаще и чаще после дела, связанного с «коробкой из-под ксерокса». Вывод отсюда мог быть только один: либо президент перестал доверять мне, либо его кто-то против меня все время настраивал.

Выйдя от президента, я сразу же направился к Орехову:

— Почему не удалось обсудить с президентом вопрос о Центробанке? Вы что, не подготовили его?

В ответ Орехов довольно мрачно сообщил, что президент был полностью подготовлен по Центробанку и все то, что произошло, для него самого такая же неожиданность, как и для меня.

Когда страною управляет человек в полуневменяемом состоянии — это катастрофа для государства. Но подписать нужную бумагу у президента — это полбеды. Ельцин стал неадекватно вести себя в самых неожиданных ситуациях. Уже были случаи — о них рассказал мне Павел Бородин — когда президент терял над собой контроль и погружался в состояние глубокой прострации. Он мог вдруг сказать Миронову, начальнику своей мед-службы: «Мы знаем друг друга уже 46 лет», хотя знакомы они были от силы лет пять, не больше, или при встрече с Черномырдиным твердить о каком-то сервизе, и никто не мог понять, что это за сервиз…

В своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» бывший много лет начальником президентской охраны Коржаков рассказывал, как подписывал за своего либо больного, либо нетрезвого шефа важные государственные документы, давал определяющие судьбу России ответственные распоряжения. Вот так управляли страной…