Кремлевские войны

Вера хотела остаться рядом с ним. Она была готова стоять в тюремных очередях, носить передачи. Но Николай передал ей, чтобы она немедленно уезжала к себе в Белгород и не губила свою жизнь. А еще он сообщил ей номер счета, с которого она еще могла снять остававшиеся там деньги.

Проплакав всю ночь, Вера приняла решение и сделала все так, как велел Николай. С тех пор она не видела своего возлюбленного. Конечно, она знала, что он уже несколько лет как вышел из тюрьмы, что вновь создал организацию с похожим названием. Но она не пыталась с ним связаться. Столько лет прошло! Конечно, он давно забыл ее. Мужчины так легко забывают бывших возлюбленных, особенно обремененных детьми…

И вот теперь этот человек стоял возле калитки, стоял и ждал ее. Вера добежала до калитки, открыла засов, и Николай Николов шагнул к ней. Как будто и не было этих шестнадцати лет! Она вновь ощущала тепло его рук, ее голова вновь лежала на его широкой груди.

Век бы так стоять – но ведь надо было встречать гостя, заводить машину во двор… И Вера оторвалась от его груди, начала распоряжаться. Тут выяснилось, что Николай приехал не один, а с другом-водителем (ну да, он же никогда не умел водить машину!). В конце концов «девятка» зарулила во двор, мало того – заехала за сарай, так что с улицы ее было совсем не видно.

Вера сразу поняла, что Николай не стремится афишировать свое появление в ее доме. И это было объяснимо: с его-то биографией! Видимо, у него снова неприятности. Ничего, сейчас он все ей расскажет.

Наконец машина нашла свое место, и Вера пригласила гостей в дом. Сразу бросилась накрывать на стол: понятно, что люди приехали издалека, проголодались, устали. Вера решила не гадать и выставила на стол все, что было: и вчерашний борщ, и только что сваренную картошку, и салат. И бутылочка нашлась – как же гостей встречать без бутылки.

За столом о главном не говорили – так, о пустяках. После завтрака водитель, которого звали Виктор, ушел отдыхать (Вера отвела ему комнату Кости), и они с Николаем остались вдвоем.

Вера думала: сейчас он начнет просить прощения, что за все эти годы ни разу не позвонил ей, не написал, будет уверять, что по-прежнему любит… Это будет неправдой, она это знала, и хотя разоблачать его она не станет, все равно эта фальшь будет неприятной.

Однако Николай заговорил о другом.

– Вера, я к тебе не просто так приехал, – негромко сказал он, глядя ей прямо в глаза своими жгучими черными глазами. – Беда у меня, Вера.

– Какая же беда? – спросила она. – По телевизору вон говорят, у тебя новая организация, люди опять деньги несут…

– Компанию мою того и гляди закроют, – объяснил Николай. – А меня снова посадить хотят. Уже и ордер выписали. Только я от них сбежал. Не стал дожидаться, пока в тюрьму отправят. Не могу я больше в тюрьме сидеть, Вера. Жить-то уже не так много осталось.

Это было верно. Она и сама так чувствовала – что жизнь проходит и надо ценить каждый день.

– Так ты, значит, в бегах… – сказала она. – Вот почему обо мне вспомнил…

– Вспомнил я о тебе давно, – поправил он. – Мог бы сказать, что и совсем не забывал, только это неправда будет. Когда много всяких событий наваливалось – забывал. А когда потише становилось – вспоминал. Хотел позвонить. Только стыдно было. Не защитил я тебя тогда, в 97-м, не обеспечил толком. А ты ведь тогда беременная была, я помню…

– Помнишь? Неужели помнишь? – изумилась она. – Тебе ведь тогда не до меня было: обвинение, арест… Да, была, была. И родила потом. Сыну уже шестнадцать. Я его Костей назвала.

– И где он сейчас? – спросил Николай.

– В лагере спортивном, на Донце, – объяснила Вера. – Он у меня спортом занимается, уже первый разряд получил. А что не защитил ты меня тогда, не обеспечил – так это ты зря. Ты, может, забыл? Ты мне и деньги дал, и совет правильный – уезжать, не оставаться в Москве. Я тебе за это очень благодарна. Я на эти деньги всю свою жизнь устроила. А ты в это время в тюрьме сидел. Это не ты меня бросил – я тебя. Так что не в чем тебе передо мной виниться.

– Ах, Вера, Вера, щедрая у тебя душа, – еще тише произнес Николай. И руку протянул, погладил ее по голове, пальцы в волосы запустил – как когда-то, в давние времена. И больше они в то утро уже не говорили – не до разговоров им было.

А когда любовный жар схлынул и они уже просто лежали рядом, Николай еще кое-что рассказал. О том, как развивалась организация в Сибири, о Викторе – он, оказывается, тоже сотник, точнее, тысячник, как и она когда-то была. О том, что на него завели уголовное дело, в Омске взяли подписку о невыезде, а теперь, когда он оттуда скрылся, объявили во всероссийский розыск.

– Так что, я у тебя поживу немного, – сказал. – Не выгонишь?

– Куда ж я тебя выгоню? – отвечала она. – Только…

– Что?

– Когда Костя из лагеря вернется, не знаю, как быть… Я ему все эти годы говорила, что отец у него погиб. Что он был летчик и погиб во время испытания нового самолета.

– А когда он вернется?

– Да вот уже через две недели. А тут и ты, и Виктор…