Петроградские гренадеры! Если кому-нибудь из вас попадутся эти строки, примите от всей нашей роты, хотя и с большим запозданием, сердечную признательность за братское отношение в ту тяжелую для нас минуту, мы навсегда сохранили добрую память о часах, проведенных в ваших казармах 7 ноября — 25 октября 1917 года. Ходили слухи, что погибли все защитницы Зимнего дворца. Нет, была только одна убитая, а поручику Верному свалившейся балкой ушибло ногу. Но погибли многие из нас впоследствии, когда, безоружные, разъезжались по домам. Нас ловили солдаты и матросы, насиловали, выбрасывали на улицу с верхних этажей, выбрасывали на ходу из поездов…«
Вот и все вооруженное восстание. Несолидно? Зато богато последствиями.
Символично: женщины оказались последними защитницами дворца, бывшего «оплота самодержавия» — в неестественной, не женской, страшной роли, заведомо обреченной на провал.
«Беда, коль пироги начнет печи сапожник…»
И впрямь, беда.
Ленин и Крупская были счастливы.
Они ждали и дождались.
Он наконец-то смог отомстить проклятым Романовым за казнь брата. Расходясь по земле кругами, эта месть захватывала все большие и большие просторы и была уже неподвластна Ленину.
Как всегда водилось в человечестве, так и в революции, и в послереволюционные годы: стенка шла на стенку — кто кого, — и побеждал сильнейший. Примеров тому множество. Возьмем лишь несколько.
Из старых советских школьных учебников знали мы, как зверствовали белые, убивая красных, как «в паровозных топках сжигали нас японцы, живьем по голову в землю закапывали нас банды Мамонтова». И это была правда — сегодня ее забыли, считая предвзятостью. Но вот непредвзятое мнение очевидца-антибольшевика Д.Варецкого:
«Страшную картину разрушения, жестоких расправ с местной советской властью оставлял за собой Махно. Сгоревшие, дотлевающие здания райкомов и комбедов, продовольственных складов и мельниц, сожженные мосты, и в каждом селе трупы: председатели ревкомов, сельские милиционеры, случайные люди, попавшие под горячую руку, валялись застреленные, изрубленные шашками, избитые прикладами. Обрубки человеческих тел без ног и рук, трупы с мелко изрубленной шашкой головой, „в капусту“, как говорили махновцы, с головами без ушей и носов, с выкинутыми вон кишками…»
А что было со стороны большевиков?
В то время как Надежда Константиновна утверждала марксистско-ленинскую нравственность среди нищих и безграмотных, «творцы» красного террора ничем не уступали — если не превосходили, ибо были победителями, победителей не судят, — «творцам» белого террора.
И всюду нередко проглядывали женские лица.
В восемнадцатом году в Одессе зверствовала «красная» женщина-палач, Вера Гребенюкова (Дора). С.П.Мельгунов рассказывает: «Она буквально терзала свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы… в течение двух с половиной месяцев ее службы в одесской Чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 с лишним человек, то есть почти треть расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами».
Да уж! Если женщина берется за мужское дело, она всем докажет, что может исполнить его лучше мужчины, иначе ее спишут как глупую бабу.
С.С.Маслов описывает женщину-палача, которую видел сам:
«Она регулярно появлялась в Центральной тюремной больнице в Москве (1919 г.) с папиросой в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом. Это была молоденькая женщина… лет двадцати-двадцати двух».
А вот сообщение о революционной деятельности Ревекки Пластининой-Майзель-Кедровой, которая «расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера».
Еще одесская героиня пятидесяти двух выстрелов: «Главным палачом была женщина-латышка со звероподобным лицом; заключенные звали ее „мопсом“. Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана…»
Может быть, это единичные случаи?
В Рыбинске было свое чудовище в облике женщины — некая Зина.
Были такие же в Екатеринославле, Севастополе.
В Ессентуках в 1918 году наводил ужас на жителей «женский карательный отряд каторжанки Маруси».
В Киеве в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле восьмидесяти арестованных, преимущественно молодых людей.
Ремовер была признана душевнобольной на почве половой психопатии. Следствие установило, что «Ремовер лично расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в ЧК и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность».
Интересно, много ли таких, как Ремовер, было арестовано?
Чем эти ужасы лучше кошмаров тридцать седьмого?
«Комиссарша Нестеренко заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних…»