Конструктивная самокритика – удел толковых людей, а умение извлекать из нее практические выводы – самых толковых. Аспирантка шла от библиотеки конгресса к «Старбаксу». Дома пила чай, здесь, чтобы не выделяться, брала кофе. По дороге не проверялась: бесполезно без особых навыков и оперподдержки. Чудов велел вести себя естественно, а Андрей – сливаться с окружающими, растворяться в обстановке. Взяла свой стакан и
Алехин спал мало, хотя демонстративно лежал в постели ровно восемь часов. «Шофер» отключил интернет и телефонную связь, посоветоваться не с кем. «Опять действую в одиночку, нахожусь под наблюдением у чужих и под подозрением у своих». Мысли о здоровье отсутствовали полностью, хотя сегодня предстояло узнать, сколько времени ему оставят врачи. Узнавать не хотелось, хотелось прострелить башку Иблиса, навсегда выключить его изуверский мозг, вырвать Марка, Красько и других – маленьких и больших – из заразной и смертоносной паутины. Увы, опытный профессионал пока не видел сколь-нибудь весомого шанса.
Пришла недолгая дрёма, в которой Матвей с кем-то беседовал. У собеседника лицо оставалось в тени, даже непонятно мужчина (Степан?) или женщина (Анна?).
– Почему ты хочешь именно его устранить?
– Враг задумал нечто чудовищное, пытаясь сломить волю народа, изменить истории страны. Он полагает, что верно выбрал направление атаки и надеется добиться нужного результата, нанеся мощный удар.
– И как ты, слабый и больной, сможешь помешать?
– Найти уязвимую точку противника, приложив к которой минимальную силу, можно перевернуть ситуацию. А у меня только и остался минимум сил и времени. Потому преследую ближайшую цель, уничтожение которой открывает далекую перспективу.
– И какую же?
– Только не смейся: сделать мир лучше.
– Всевышний не оставит тебя, его Архангелы придут на помощь.
Конечности спящего перестали поддергиваться, лицо вновь превратилось в неподвижную маску с приоткрытым ртом. «Что это было? – проснулся Матвей. – Вещее видение?». Своему подсознанию разведчик доверял, полагался на подсказки, которое оно порой подбрасывало. Только, уж больно в затейливой форме на сей раз. «Ладно, посмотрим, что день грядущий нам готовит».
Виктор Петрович лично явился осмотреть пациента, долго обменивался непонятными терминами с онкологом, рентгенологом, Шпагиной. Наконец, изрек: «Радиационная пневмония».
– Иначе говоря? – недоуменно поднял брови Алехин.
– Последствие лучевой терапии, убившей микрофлору в легких, что сделало их беззащитными для атаки болезнетворных микроорганизмов. Лечится антибиотиками.
– Откуда кровь в мокроте?
– Полагаешь, что членство в биологическом кружке МГУ и доступ к «Википедии» сделали специалистом в пульмонологии? Ты откашливаешь флегму, состоящую в основном из слюны. Сильный кашель вызывает спазмы в гортани, что ведет к разрыву мелких сосудов. Отсюда и кровь.
– А раковые клетки?
– Не найдены. Ремиссия, дружище. С осторожностью, но поздравляю.
– И как мне быть?
– Живи, набирайся сил. Спиртного много не пей, избегай простуд и стрессов.
– Хорошая новость! – разведчик покрутил на пальце итальянское колечко. – Только оставим её в тайне, знаешь, чтобы не сглазить.
– Семью-то порадуешь? Кстати, звонила Анна – не может с тобой связаться.
– Виктор, будь любезен, сообщи ей, мол, положение стабильное, а про ремиссию пока не слова. И, мол, у меня «скандинавская меланхолия», она поймет.
– Как скажешь, Матвей. Помнишь наш давнишний разговор про Божью помощь. Господь помог, хоть ты и неверующий. Мой совет: подумай, как дальше жить станешь.
– Уже подумал.
– Образ жизни поменяешь?
– Отнюдь. У меня есть просьба, в которой ни ты, ни Бог не сможете отказать.
– Для тебя что угодно. А что угодно?
– Необходимо провести сеанс экзорцизма, – нашло озарение на Алехина, спровоцированное ночным диалогом с неизвестным. – И не смотри на меня как на психа, я в порядке.