Кремлевский эндшпиль. Ликвидация Иблиса

«Кожа тыльной стороны кисти рук тоньше и нежнее, чем на ладони, – мог бы объяснить разведчик, хвастая успехом убийственного замысла. – Соответственно, яд проникает через нее легче. К тому же моя ладонь была покрыта защитным слоем», – мог бы продолжить, а промолчал.

Президент посмотрел на свою правую руку, словно пытаясь в темноте увидеть следы рукопожатия, которым чуть раньше обменялся со шпионом. – Вы готовы завершить операцию? Здоровье позволяет? Неважно выглядите.

– Не волнуйтесь. Начав с «головы», намерен добраться до каждого «пальца». Собрав их в «кулак», отрублю «руку» целиком.

– Никто не должен уйти. Вы меня понимаете? Никто. Используйте любые средства. Виновные должны быть наказаны.

– В рамках Уголовного кодекса?

– В рамках справедливости. Никому не позволено ставить под угрозу стабильность России, – национальный Лидер на секунду забыл, что в лесу нет аудитории, даже стоявшая в стороне охрана не могла слышать его усилившийся голос.

– А вам лично дозволено, господин Президент? Ведь и вы несете ответственность за возникновение угрозы Родине.

– Что городите, полковник?

– Выстроенная вами система слишком замкнута на одного-единственного человека, на вас. Не созданы институты, гарантирующие стабильность общественного развития. Даже в нынешней ситуации именно вы решаете, как мне действовать, как будто нет СВР, ФСО, ФСБ, как будто их руководители не в состоянии обойтись без вашего ручного управления. Именно поэтому противник надеется, и без оснований, что ликвидировав вас, он ликвидирует современную Россию. Подумайте об этом. Прошу.

Тишина звучала многозначительнее слов. Собеседник отвернулся и ушел к привезшему его черному «гелендвагену». Что-то бросил стоявшему рядом Чудову и уехал. Сосны шумели, им нет дела до людских обид и интриг. Лесные обитатели никому не расскажут об услышанном и увиденном. Как и Матвей, за одни сутки убивший почки Иблиса и поразивший сердце Президента. И это, и другое необходимо, только радости Алехин не испытал. Неизвестно, что хуже: убить тело или ранить душу.

Новое острое вторжение извне. Ребенок беззвучно закричал, но его никто не услышал. На сей раз не зонд, а лезвие бескомпромиссно пронзило стенку чрева, и пришел свет. Огромные формы спустились, в разрез, холодно, хотя и нежно обхватив его тельце. Откуда ему знать, что это руки в перчатках? Его подняли и – о, ужас! – вытащили из утробы. Непривычный холод, яркий свет, затем острая боль, когда перерезали пуповину – последнюю связь с матерью. Он чувствовал, как его положили на гладкое и непривычно твердое, как пальцы раскрыли его молчащий рот, как рука шлепнула по крохотной попке.

Только всю новизну захлестнула боль, большая и страшная. Она приходила с каждым ударом в грудной клетке, словно невидимый кулак колотил внутри. Сквозь пленку околоплодной жидкости и ошметков крови в глазах проступали смутные овалы. Увы, боль мешала разглядеть в них человеческие лица, как диктовал первый рефлекс нервной системы новорожденного. И всё же он пытался увидеть их улыбки, уловить, что они рады его появлению. Улыбок не было.

Лица исчезли, их сменил мрак. Пульсирующая боль продолжалась, сотрясая туловище, отнимая силы. В сознании младенца возник первый и последний вопрос: «Эта новая темнота – возврат в спасительное чрево? Я возвращаюсь туда, откуда вышел?» И пришел ответ: «Ничего не бойся, просто лежи». Волшебство биологической самоорганизации дало фатальный сбой. Зарождавшееся сознание растворялось в хаосе Вселенной, мозг умер. Боль, наконец, прекратилась. Энтропия победила.

Никита страстно желал остаться в коконе сна, дарившего таинственную негу, ловко отвлекающего от забот и усталости дня минувшего. Рядом Маша, не вошедшая в дремотный сценарий, лишь создающая нежное и теплое биополе. Но пришлось протянуть руку в вибрирующему параллелепипеду, стеклянно-металлическому снаружи и электронному внутри.

– Да, – прошептал в микрофончик.

– Спишь? – из динамика прозвучал голос Степана, и сердце захолонуло. – Мой сынишка умер при рождении.

– Уууу! – застонал Вяземский.

– Ксения и Анна в трансе. А я с отцом не могу связаться. Попробуй его найти. Ладно?

– Постараюсь. Держись, друг, – успел вымолвить москвич прежде, чем калифорниец прервал звонок.

– Что случилось? – Шпагина уже сидела в кровати, притянув одеяло к груди, словно защищаясь от демонов ночи.

– Горе: бэби Алехиных умер. Надо сообщить Матвею Александровичу. Ты можешь его найти?

– Могу, – Мария еще выше подтянула одеяло, – только не стану и тебе не разрешаю.

– Почему? – Никита задал вопрос, ответ на который уже смутно угадывал. – Как-то связано с тем, чем ваша группа занимается в ЦКБ? Но я же пообещал Степе!

– Матвей Александрович едва выкарабкался из раковой западни и находится в серьезной оперативной ситуации. Он был в шаге от физической смерти и психического коллапса, новость убьет его.

– Как же ему доверили важную операцию? В его состоянии?

– А кому? – печально вздохнула женщина. – Кроме него?

Вяземский-младший замолчал. Они встали и сварили кофе.

Из спецсообщения ФСБ.