Кремлевский эндшпиль. Ликвидация Иблиса

Его учили опытные разведчики. На них и равнялся. В том числе и на преподавателя, который в Академии любезно давал курсантам почитать глянцевые покетбуки. Потом снимал с них отпечатки пальцев и оставлял в тайнике. Забирал их мелкий служащий из восточноевропейского посольства. Когда новички выезжали на работу за границу, их по «пальчикам» идентифицировали. Так ЦРУ и узнало о принадлежности Фишмана к СВР.

Полицейские, дежурившие в машине у ворот, не остановили. Русский охранник проверил паспорт, указал, куда идти. Теннисистов немного, но одного Фишман видел в Центре, хотя, фамилии не знал. И тот, похоже, срисовал пришедшего. Новичок представился публике и скоро поинтересовался у коллеги: «Где тут покурить?» Последовал ожидаемый ответ: «Пойдем, покажу». Через несколько минут стажер сидел в помещении референтуры, оборудованной противопрослушкой, и ждал резидента, который по утрам заезжал просмотреть шифртелеграммы из Центра.

– Проблемы? – шеф не ждал ничего хорошего от неожиданного визита.

– Вот, – вымолвил визитер и протянул презерватив и «мыльницу», – посмотрите.

– Любишь снимать секс-игры, – успел пробурчать генерал, прежде чем открылся файл. – Ох, ни хрена себе!

Листая директиву и пытаясь восстановить контроль над функцией устной речи, матерый шпион параллельно взвешивал плюсы и минусы решения, принятого в первые же секунды. Вроде бы, концы сходились.

– У тебя папа-мама есть?

– Да, – молодой сотрудник даже не попытался скрыть удивление.

– Кто-то из родни на днях сильно «заболеет», и тебе придется слетать в Москву, накупив лекарств. Отпустят твои работодатели?

– Наверное, хотя и со скрипом, я же только приступил. И потом, как легенда для противника, уж больно белыми нитками шито.

– Вот и хорошо, ничего серьезного не заподозрят.

– Но могут заподозрить меня. Как потом работать: вербовать и прочее? – заволновался оперативник.

– Впредь твоя работа, как предвижу, будет заключаться только в переводе скучных текстов вашей международной лавочки, – изрек умудренный руководитель. – Если и когда утренний кофе окажется вкусный, милости прошу ко мне. Процедуру связи мы с тобой отработаем. А на пинг-понг можешь ходить по вольному графику. И никакой оперативной активности. Ноль! Ясно?

– Так точно, – растерянно вымолвил подчиненный.

– Презик тебе еще потребуется или можно выбросить? – резак грубовато снял напряжение, чтобы потом вернуться к серьезному. – Купишь точно такой же и положишь на место.

Направляясь прочь от посольства, Фишман испытывал огромное облегчение – судьба файла в руках шефа. Оставалось понять собственное место в разворачивающихся событиях, подготовиться. Увы, стартовой информации маловато. Загадку срочной поездки в Москву решил быстро: его там расспросят о мельчайших подробностях, которые невозможно втиснуть в шифртелеграмму о случившемся. Не факт, что резидент её вообще отправит: российские спецы утверждают, что код расколоть нельзя, только вдруг американцы с ними не согласны? Опять же шифровальщик в консульстве прочтет текст, потом шифровальщик в Центре, потом цепочка еще удлинится. Затем Москва запросит уточнений.

Аналогично рассуждал и руководитель «точки». А посему велел 12-летнему сыну купить точно такую камеру. Мальчик скривился: «Дешевка». Объяснение – «подарок в Москву» – его удовлетворило. Затем резидент скопировал файл в память «мыльницы», лично упаковал её в спецпакет, опечатал, поместил в обычный конверт и передал пилоту российского рейса, вылетающего в Первопрестольную. В Шереметьево посылку забрал представитель разведки. Так спецпакет оказался в секретариате Директора разведки. Если бы по пути его попытались вскрыть, то началась бы очень неприятная химическая реакция, уничтожившая не только память камеры, но и ее саму. У инициатора вскрытия остались бы крайне негативные воспоминания.

Пока пилот еще получал посылку в вашингтонском аэропорту Рональда Рейгана и готовился к полету домой, в аэропорту Кеннеди пассажиры из Москвы вступили на нью-йоркскую землю. Строгий паспортный контроль, ожидание багажа, отнятая таможенниками колбаса. Алехины-младшие ничем не выделялись, хотя внешне больше походили на американцев – Степан настоял на простецкой одежде. Ксения, мечтавшая поразить аборигенов итальянско-французскими нарядами, согласилась на джинсы и майку, выторговав в обмен остановку в городе «Большое яблоко». Муж хотел сразу лететь в Калифорнию, а жена резонно возражала, что позже беременность и младенец не позволят ей побывать на Бродвее.

Проводы в Москве прошли с минимумом слез и причитаний. Запомнилось лишь пророчество растроганной Анны: «Когда родится первенец, возьмешь его на руки и только тогда поймешь, что твоя жизнь принадлежит уже не тебе. И никогда не будет». Сначала слова показались пафосными, однако перелет в десять с половиной часов дал время осмыслить фразу. Опять же Матвей Александрович обратился с просьбой-приказом: вызвать Анну в Штаты под предлогом плохого самочувствия из-за беременности. Обещал сообщить когда. Оказавшись в такси, девушка переключилась с того, что ТАМ, на то, что ЗДЕСЬ.