Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Пока Сизов добирался на городском транспорте домой, он думал о главном: насколько он сможет контролировать ситуацию в случае «успеха», если действительно найдет что-нибудь, представляющее материальную ценность. Первым аргументом «за» было следующее: в Кремле есть высокие стены и могучая президентская охрана, и рассчитывать выкопать из его земли и украсть что-нибудь – верх глупости. Вторым же было: зная работу с архивами, он не рассчитывал найти там что-нибудь более ценное, чем несколько новых исторических фактов, которые оценят лишь в научном сообществе, и всего несколько человек. И даже если он что-нибудь найдет там более «ценное», ему не придется обманывать «спонсора». Он просто сначала по-быстрому напишет об этом статью и пошлет ее в Интернет-журнал, прямо из Флоренции. Конечно, обязательно назовет имя этого «спонсора» и поблагодарит его за материальную помощь. А премия в случае открытия «библиотеки», о которой упоминал «спонсор», ему вовсе не обязательна. Никакая премия не сможет тогда сравниться с тем ошеломляющим научным успехом, – открытием тайны библиотеки. Это было бы, как найти нетронутую гробницу египетского фараона. И даже круче!

Но деньги были ему нужны, – в них историк Сизов давно и сильно нуждался. Когда-то, в советские еще времена, доктор наук и профессор Сизов был, как ученый, одним из самых высокооплачиваемых людей в своей стране. С тех времен, как воспоминание об этом, у него осталась лишь ржавая «шестерка» в гараже, на которой он почти не ездил: не хватало терпения стоять в нынешних московских пробках, и жалко было денег, чтобы платить за бензин, стоивший, к его изумлению, как молоко. Поэтому, провести пару недель летом с дочерью в прекрасной Флоренции – о таком он мог только мечтать всю оставшуюся жизнь.

Поразмышляв в этих направлениях весь следующий день, Сизов вечером позвонил.

– Я согласен, – сказал коротко он. – Как нам оформить визы?

– Я вам все сделаю. Готовы вылететь через неделю?

– Да.

10. В гостях

Сам Черкизов полетел в Италию уже через два дня, на выходные. Он вылетел в Рим в пятницу после обеда, и к утру следующего дня, на автобусе, добрался до Флоренции.

Когда он позвонил своему флорентийскому другу три дня назад, тот его сразу узнал, но они с трудом могли понять друг друга. Разговаривали на чужом для обоих английском, да еще Черкизов пытался одними намеками, чтобы не подслушали, напомнить паркетчику про их разговор в бане двадцать лет назад. Но тот, в конце концов, к облегчению Черкизова, все понял и сообразил. Даже его голос как-то сразу изменился: из вежливого и отстраненного, стал сразу искренним и свойским.

– Давай, давай! – закончил тот, вспомнив русские слова со стройки, – Я тебя встречай.

Следующий раз Черкизов позвонил ему уже из аэропорта Рима: как добраться? И вот действительно, ранним утром, приехав на автобусную станцию Флоренции, Черкизов увидал своего давнего друга, теперь толстого и лысого.

Друг повез Черкизова сразу к себе домой на новенькой «Альфа-Ромео». Ехали быстро, и, покрутив головой перед окнами машины, гость сразу понял, что попал в какое-то необыкновенное место.

      Друг жил на другой стороне реки. Взлетели на мост, с него на холм, Черкизов взглянул в боковое окно и чуть ни ахнул. Весь старый город лежал теперь под ними: черепичные средневековые крыши вперемежку с прекрасными соборами и башнями из светлого мрамора. За городом, в сиреневой дымке летнего утра, поднимались горы, зеленые и столь же прекрасные. Такой удивительной красы Черкизов нигде и никогда не видал.

В доме паркетчика, несмотря на ранний час, их ждал накрытый стол. Это был просторный особняк среди фруктового сада. От машины они шли к особняку виноградником с наливающимися гроздями. После дальней дороги, и чтобы окончательно проснуться после ночи в автобусе, Черкизов сразу принял предложение освежиться под душем. Ванна здесь была, как римская терма, – мраморная, с мозаичным полом. Но он не полез в джакузи, а поплескался под простым душем, – и хорош. Свеженьким Черкизов сел за стол.

За столом они оказались одни, – и вообще Черкизов никого из домашних тут не увидел: только охранники снаружи, да несколько бесшумных слуг внутри. Но ни о какой серьезной совместной выпивке, как в старые добрые времена, тем более о баньке, уже и речи не могло быть: у флорентийского друга давненько пошаливала печень. Старый друг только слегка пригубил бокал сладкого шампанского «Dolce». И вообще, Черкизов с легким удивлением заметил какую-то перемену в его характере. Уже не было в нем той знакомой типично итальянской живости, – что-то в этом флорентинце надломилось. Черкизов с сожалением заметил это, и отнес все к зрелым годам, к болезни и жаркому итальянскому климату. Настоящую причину грусти друга он понял много позже: когда историк Сизов уже работал в архивах Флоренции. Знал бы Черкизов причину раньше – не привез бы сюда историка с дочерью, и сам ни за что больше не приехал.