Кремлевский опекун

– Предположим, он раздобудет информацию, которую ему не надо знать. Какие будут команды, товарищ полковник? – спросил Нирванова один из сопровождающих его офицеров управления.

– Когда раздобудет, тогда и будем решать, – уклончиво ответил Глеб Валентинович, на самом деле не имея на сей счет четкой концепции поведения.

В этот момент дверь, перед которой стоял Багрянский, распахнулась. Пожилая женщина вышла на порог и стала вытряхивать скатерть.

– Чего вам, уважаемый? – вежливо спросила она, уставясь на Багрянского. – Если вы опять по поводу агитации за вашу партию, то я пока не готова.

– Простите, что побеспокоил, но я не агитатор, – объяснил Лев. – Я даже точно не знаю, к кому пришел.

– Да вы все равно проходите, не стесняйтесь. Садитесь!

Они вошли в элегантно обставленную гостиную. Мебель была добротной, из настоящего дерева, только лак на ней потускнел от времени. В углу стоял непонятно откуда взявшийся старинный рояль. «Кажется, местом я не ошибся», – подумал Багрянский.

– Что-нибудь случилось? – опять спросила доброжелательная хозяйка.

– Да нет, не волнуйтесь. Меня зовут Лев Владимирович Багрянский. Простите, не знаю вашего имени-отчества?

– Я Ольга Петровна Малеева.

– Очень приятно. Так вот, Ольга Петровна, я историк из Москвы, и меня очень интересует судьба потомков графа Орлова, точнее, семьи Веры Григорьевны Баженовой, урожденной Орловой, а если еще точнее, ее дочери, Натальи Волосовой.

Багрянский выпалил эту тираду почти скороговоркой, сам удивляясь, что представился историком, а не журналистом. Он вспомнил, как в Москве, в доме на Арбате, Тьерри уже представлялся историком, и решил не менять легенду. Вдруг сюда из Москвы уже звонили?

– Понятно. – Лицо женщины разгладилось. – Погодите минутку, чайник как раз закипел. Вы какое варенье любите? Вишневое, абрикосовое, клубничное?

– Ради бога, не беспокойтесь...

– Какое может быть беспокойство! Все у нас свое, домашнее. О семье Орловых можно проговорить целый день. У нее судьба как ненаписанный роман. Только лучше за чаем. Я сейчас...

Ольга Петровна засуетилась и ушла на кухню. Багрянский встал, прошелся по комнате, внимательно рассматривая висящие на стене старые фотографии. Потом подошел к роялю, поднял крышку и нахально попробовал сыграть единственную подвластную ему мелодию. «Домино, домино, нам не надо с тобою печали...»

– Вы что, играете, Лев Владимирович? – радостно спросила женщина, вернувшись с сетчатой подставкой и чайником в руках, и поставила их на белоснежную скатерть. Потом вынула из буфета тонкие фарфоровые чашки с блюдцами, сахарницу и розетки. – Очень люблю музыку, но, увы, этот «Стенвей» давно уже молчит.

– Иногда. Балуюсь, – скромно соврал Багрянский, невольно желая выглядеть как можно интеллигентнее. – Действительно, увы. Музыка сейчас не ко времени!

– Вот и у нас после того, как уехала Аглаюшка, никто на нем не играл.

– Аглая – это, простите, кто? – стараясь не выдать охватившего его волнения, спросил псевдоисторик.

– Да внучка покойницы, Веры Григорьевны. Правда, сама я, упокой ее душу, старую графиню не знала. Все только со слов ее дочки, Наташеньки, и моего племянника, мужа, стало быть, ее. Как только я осталась одна, все они переехали ко мне, в этот самый дом. В Ростове тогда жилось не сладко. Сами понимаете, хрущевская оттепель, хлеба нет, колбасы нет, масла нет... Это у нас-то, на юге! Ой, что говорить, такая тяжкая у нас у всех сложилась судьба. Будто кто проклял! Да разве нас одних... – Ольга Петровна стала разливать по чашкам ароматный чай. – Прошу к столу! Угощайтесь.

– Простите, я что-то запутался. Разве Наталья здесь теперь не живет?

Багрянский заметил, что при этих словах Ольга Петровна несколько изменилась в лице. Добродушие на нем осталось, но само лицо застыло, как мертвая маска.

– Видно, вы меня невнимательно слушали, уважаемый Лев Владимирович. Наташенька тоже скончалась, у нее открылся туберкулез. Говорили, что еще ребенком, в Москве, заработала бедная девочка. А жили мы бок о бок уже с ее дочкой, Аглаюшкой. Она тут, на моих руках, в восемьдесят девятом году родила славного мальчонку... Только и ей не повезло. Бросил Аглаюшку муж, так и не обвенчавшись по-христиански. Вы ж видели, собор у нас под боком, а все недосуг им было. Не в этом счастье – все уверяла меня Аглаюшка. Как в воду глядела, милая моя страдалица, – после неестественной паузы закончила Ольга Петровна.

– Но где же сейчас Аглая? – затаив дыхание, спросил Багрянский, отлично отдавая отчет в том, что приближается к кульминации всех их поисков. – Где ее сын?

– Бог их знает, – неожиданно выдавила из себя Ольга Петровна и, уронив голову на стол, зарыдала в голос.

Багрянский, словно его ударили обухом по голове, удрученно молчал.

Вскоре пожилая женщина нашла в себе силы взять себя в руки, аккуратно вытерла покрасневшие глаза и выжидательно взглянула на гостя.

– Аглая как с цепи сорвалась, когда от нее ушел муж. Она как раз тогда закончила медицинский институт и, не дождавшись распределения, уехала.

– Куда? – не выдержал Багрянский.