Кремлевский опекун

– Вот это по-мужски, разумное замечание. А лишить вашу Оксанку шанса иметь брата? Настю – сына? Это разве разумно? Я бы на вашем месте еще раз подумал. Люди нередко Богу молятся, чтобы родить ребенка, а вы добровольно отказываетесь от природного человеческого дара. Надо же? Решиться на такое?! – в сердцах, но едва слышно воскликнул Бахтин. – В мировой истории люди нередко готовы были расстаться с жизнью, но не допустить подобного надругательства над собой. Так-то, молодой человек. И потом, с чего вы решили, что если вас, так сказать, стерилизуют, это позволит ускользнуть от правосудия, снять нелепые обвинения, – словом, обрести долгожданный покой и свободу? Вы этого, как я понимаю, хотите? Увы, не получится... Впрочем, зачем я трачу на вас свои эмоции. Вы же только что меня серьезно обидели.

Сироткин удивленно уставился на своего защитника:

– Я вас не обижал.

– Обидели. Обидели. Я почти уверен, что вытащу вас с этой скамьи, трачу неимоверные усилия, а вместо понимания и благодарности, пусть даже авансом, слышу этот бред про какое-то заявление прокурору, стерилизацию. Что вы будете делать со своей «стерилизацией», если защита выиграет дело? Думаете, Настя, вам скажет спасибо, когда вы вернетесь домой? Ну, может быть, в первую ночь и скажет. – У Бориса Фиратовича возникло непреодолимое желание погладить мальчишку по голове, но в этот момент он услышал за спиной ненавязчивый стук судейского молоточка. И то верно, их приватная беседа затянулась. – Так что подумай, пока еще сидишь. После некогда будет думать. Да возможно, и поздно. – Последнюю фразу адвокат сказал намеренно громко, чтобы услышал прокурор.

Тот уже давно безуспешно ерзал в кресле, демонстративно хватался за голову, вскидывал руки, видимо, к Богу, лишь бы привлечь внимание судьи и присяжных. Поэтому, как только Бахтин вернулся на место, он незамедлительно вскочил и чуть ли не подбежал к Зуевой:

– Ваша честь! Когда кончится этот цирк? Разве не понятно, что господин защитник намеренно затягивает процесс, прибегая при этом к дешевому спектаклю? Товарищи присяжные тоже в недоумении. Заседания постоянно откладывались, переносятся, лишь бы протянуть время. Последнюю затяжку вы все видели только что, я имею в виду душещипательную беседу защитника с подзащитным. Между прочим, опять дотянули до перерыва... Вот вам, товарищ, Клим Яковлевич, не надоело протирать штаны в бездействии? – Прокурор неожиданно обратился напрямую к старосте присяжных, завучу местной школы Алмазову.

Подобные методы воздействия на присяжных вряд ли могли произойти где-то еще и уж тем более поощрялись. Но в этом патриархальном уголке, когда дети Гришайло ходили на уроки литературы к учителю Алмазову, а прокурор по-соседски просил не портить им аттестат, многое представлялось в порядке вещей и не возбуждало даже судью.

– Не знаю, вправе ли я? Но, на мой взгляд, суд действительно затянулся, – степенно согласился Алмазов. – У меня же вообще катастрофическая ситуация, летом куда ни шло, хотя тоже не сахар – огороды, внуки. Но сейчас у меня, простите за напоминание, уже школа, руководство... Правда, я слышал, сегодня все может закончиться. Приговор и прочее.

– С чего вы взяли? – строго, по-прокурорски, спросил Гришайло.

– Город маленький, – уклонился от прямого ответа староста, повернув голову и как бы ища поддержки у сидящих рядом присяжных – местного депутата и владельца магазина Юрия Стронго и банковской служащей Евы Заломовой.

Слухи по поводу суда в городе действительно бродили самые разные и на любые вкусы.

– А точнее? – не унимался прокурор.

– Уважаемый Виталий Титович, вы, часом, ничего не перепутали? Перед вами не подсудимый и не свидетель, а присяжный заседатель, – попытался урезонить его адвокат.

– Ничего. Мне скрывать нечего, – примирительно ответил Алмазов, аккуратно протирая платочком очки. – Я слышал, что сегодня будут объявлены результаты экспертизы по Уфимцевой. Ну и вообще пора. Тем более всем все ясно.

– Интересное дело. Суду не ясно. Прокурору не ясно, а присяжным все ясно! – возмутился Гришайло. – Могу сообщить тем, кому ясно. Так или иначе, налицо факт нарушения закона: склонение к сожительству не просто несовершеннолетней девушки, но и в силу своего здоровья неадекватно оценивающей все, что с ней происходило в ту пору. Если надо, я опротестую решение суда! Мы еще всерьез не обсуждали эту историю с точки зрения отношений между братом и сестрой! – выкрикнул, как на собрании, прокурор.

– Уймитесь, Виталий Титович. По сути, мы еще и не начинали заседание. Только что мне сообщили, эксперты приехали, но после тяжелой дороги – люди немолодые – попросили хотя бы часок передохнуть.

При этом пассаже Гришайло дернулся, будто на него опрокинули кастрюлю горячих щей. «Вот видите, что я говорил? Затягивают процесс всеми правдами и неправдами!» – хотел крикнуть он, но, посмотрев на судью, взял себя в руки и лишь развел руками: дескать, что можно сделать?..