Кремлевский синдром

— Полководец, думающий о поражении, не победит.

— Я не думаю о поражении, а, как рассудительный еврей, предвижу и такой вариант. Ваши деньги, мой талант — и Кремль наш.

— Тогда с Богом. За средствами дело не встанет. Для Америки Россия Путина не подарок. Наши раскошелятся.

— Ты когда улетаешь?

— Завтра утром.

— Жаль, хотел тебя пригласить на водохранилище. Понимаешь, купил прекрасный катер, кстати, американский, а опробовать все времени нет. Прокатил бы тебя с ветерком.

— Как-нибудь в другой раз.

Они возвращались к зданию клуба. Телохранители тянули за ними тележки с клюшками. Зеленые поля гольфа расположились почти в центре столицы. Из простых горожан многие и не догадывались, что в конце Мосфильмовской улицы есть райский уголок для богатых. Простые горожане о многом не догадывались.

С американцем Яша распрощался на автостоянке. Возле лимузина его ждал секретарь. Когда хозяин уселся в машину, тот тихо заговорил:

— Яков Моисеевич, Амиров навел справки о вашей девушке. Выяснилось кое-что интересное.

— Выкладывай, — разрешил Фирман, добыл из автомобильного бара бутылку «Нарзана» и высосал из горлышка.

— Алла совсем не так проста, как хочет казаться. У нее приличный счет в банке и великолепная квартира на Новом Арбате. Она дочка известного политика. — Эдик наклонился к уху олигарха и шепотом назвал фамилию. Яша расхохотался:

— Ай да Фирман, ай да поц — трахнул дочь великого демократа! А в общем, чему удивляться? Демократы — проститутки по призванию, а их дети уже по профессии.

— Я бы на вашем месте был с ней осторожнее. Не очень понятны ее мотивы. Зачем Алле изображать дешевую шлюху?

— Поживем, увидим. Во всяком случае, дрючу-то ее я, — ответил Фирман, но смеяться перестал.

Лимузин подкатил к шлагбауму, за ним джип с телохранителями. Яша спешил в офис. Каждый четверг он собирал «Большой совет директоров» своего синдиката и на совете всегда присутствовал лично. И этот четверг не стал исключением.

* * *

Вера ходила из одной комнаты в другую, не расставаясь с телефоном. Сама она никому не звонила, и если раздавался звонок и она слышала голос, не принадлежавший мужу, тут же заканчивала разговор. Молодая женщина не находила себе места. Она прожила с Андреем три счастливых года, и ни разу супруг ее не обманул. Если муж обещал позвонить в шесть вечера, он звонил ровно в шесть.

Вылетая в Москву, Мальгасов предупредил Леру, что если он сам не сможет связаться, это сделает кто-то другой. Лера знала, Андрею грозит арест, и он полетел к своему всемогущему компаньону. На утро, после его отъезда, в доме делали обыск. Следователь спрашивал, где муж и когда он вернется. Лера сказала, что муж улетел по делам в Москву, а где остановился, она не знает. Об отце, проживающем в столице, ее не спросили. Лера вела себя спокойно. Она понимала, раз ищут, значит, пока Андрей на свободе. Через два дня такой уверенности у нее уже не было. Успокаивало одно — если бы его все же арестовали, Фирман или кто-нибудь из его людей тут же сообщили бы ей. Но прошло три дня, и никаких известий. Так Андрей поступить с ней не мог.

Лера была моложе Мальгасова на тридцать один год. Когда она вышла замуж, ей едва исполнилось девятнадцать. Но в отличие от банальных браков юных дев с мужчинами намного старше, Леру пленили вовсе не деньги Андрея. Отец Леры, Казимир Войтницкий, был не беднее ее мужа, а Лера его единственная дочь. Родители ее баловали как могли. Девушка училась в парижском колледже и имела собственную чековую книжку. С Мальгасовым она познакомилась в Крушевеле, в год, когда этот горный курорт вошел в моду у русских богачей. Она поехала туда с родителями, и они катались на лыжах всем семейством. Для жены Казимир нанял инструктора, и тот обучал женщину на нижнем склоне, а Лера с отцом забирались на подъемнике на вторую линию и скатывались с главного склона. В тот день снег, как говорят лыжники, был тяжелый. Вечером все таяло, а ночью ударил мороз. Спуск покрылся ледяной коркой. Казимира занесло, он вылетел с трассы и ударился коленом о сосну. Потом выяснилось, что у него трещина в коленной чашечке. Но в момент падения он чувствовал только жуткую боль и не мог самостоятельно подняться.