Кремлевский визит Фюрера

С того момента прошел почти год… Устранив угрозу войны с Россией, Германия ударила по Западу всей своей военной силой и обеспечила себе невиданные ранее возможности на континенте…

Англия мириться не желала, Америка вооружалась и умело формировала нужную ей ситуацию, в войну пока прямо не вмешиваясь…

Россия выполняла четвертую пятилетку и укрепляла свои позиции в пределах ее естественных сфер влияния, не выходивших за пределы границ Российского государства образца 1917 года — за исключением присоединения Северной Буковины…

Но ведь составлявшие там большинство украинцы-русины еще в 1918 году хотели воссоединиться с Украиной…

1940-й год переваливал на свою вторую половину… И Германия, и Россия опять оказывались на большом историческом перепутье…

Куда идти? С кем идти? И как идти?

Эти вопросы ставила сама жизнь…

Но эта же жизнь пока не давала на них ясных и внятных ответов…

А Мировое Зло затаились и копило силы…

Часть II. Поворот

Глава 15 Между «Морским львом» и «Барбароссой»

СРАЗУ ЖЕ после начала военного решения «польской» проблемы, когда германские пикировщики воем воздушных сирен наводили на поляков первые страх и тоску, Гитлеру из-за рубежа пришла гневная телеграмма..

Его бывший соотечественник, промышленный магнат, а теперь эмигрант Фриц Тиссен, знакомый с Гитлером с января 1931 года и много поспособствовавший его приходу к власти, до глубины души оскорбился тем, что Гитлер начал войну…

Но возмущала Тиссена не война как таковая, а то, что Гитлер повел немцев на Польшу и тем вступил в конфликт с Англией и Францией.

Тиссен спешно и тайно эмигрировал и написал Гитлеру открытое письмо:

«Я напоминаю Вам, что Вы, конечно, не послали Вашего Геринга в Рим к святому отцу или в Доорн (голландский город, куда удалился Вильгельм Второй. — С. К.) к кайзеру, чтобы подготовить обоих к предстоящему союзу с коммунизмом. Тем не менее Вы все же внезапно вступили в такой союз с Россией, то есть совершили шаг, который Вы сами сильнее, чем кто-либо другой, осуждали в своей книге «Майн кампф» — старое издание, стр. 740—750. Ваша новая политика, господин Гитлер, толкает Германию в пропасть и приведет немецкий народ к катастрофе. Вернитесь обратно, пока это еще возможно. Вспомните о Вашей клятве, данной в Потсдаме».

Прошло менее года, и пакт с русскими позволил решить на континенте ряд важнейших проблем так, как этого не предполагал и сам Гитлер…

Главное — он теперь контролировал большую часть континентальной Европы и не испытывал давления Франции.

С часа тридцати пяти минут ночи 25 июня пушки на Западном фронте молчали.

Однако тем громче теперь звучали в мозгу мысли, раздумья, замыслы…

Начался июль…

Фюрер вспомнил, как приехал в Компьен для переговоров с французами в сопровождении Геринга, Кейтеля, Редера, Браухича, Риббентропа и Гесса и рядом с «историческим вагоном» увидел на земле мемориальную плиту…

Поодаль толпилась группа журналистов, рядом были соратники, он был в отличном настроении и, ради любопытства подходя к плите, улыбался.

На плите значилось:

«Здесь 11 ноября 1918 года была побеждена преступная гордость германской империи, поверженной свободными людьми, которых она пыталась поработить»…

К фюреру подошли остальные, стояли, освещенные ярким июньским солнцем, молча читали…

Потом он весь вспыхнул от гнева и воспоминаний, зло оглянулся на почтительно толпящихся своих и «нейтральных» писак и в полном сохраняющемся безмолвии прошелся по этой плите…

Затем он вошел в вагон, сел в кресло Фоша, и через несколько минут ввели французов — генералов Хунтцигера, Паризо, Бержере, вице-адмирала Лелюка и бывшего посла в Польше Ноэля…

Кейтель начал зачитывать условия перемирия… Гитлер вдруг резко встал, Кейтель умолк…

— Продолжайте, Кейтель, — приказал он тогда. — Я возлагаю функции главы нашей делегации на вас. Заканчивайте и напомните им, — он коротко кивнул в сторону французов, — что этот проект окончательный и должен быть принят или отвергнут как единое целое…

После этого он вышел из вагона…

С ЭТОГО момента прошло менее полумесяца, но от скольких поводов для головных болей он уже избавился… Но множество их еще оставалось, и возникал естественный вопрос — куда дальше?