Кремлевский визит Фюрера

Итак, вместо решающего нажима на поляков Германии предлагалось довольствоваться даже не бумажкой от французов, а «честным словом» посла. Франция вместе с Англией сама спровоцировала поляков — и так настроенных провокационно — на спесивое презрение к законным германским интересам, а теперь и она набивалась в «посредники»…

А от Английского острова и со стороны Ла-Манша в сторону польского театра военных действий тянулись уже не только политические, но и метеорологические туманы… И в них могли полностью утонуть все потенциальные успехи люфтваффе Геринга.

Н-да…

И ведь что гнусно и подло… Кулондр прекрасно знал, что французская армия не воевать собирается, а намерена отсиживаться на «линии Мажино» (чем она вскоре и начала заниматься), что еще 19 августа французский министр иностранных дел Боннэ сообщал своему английскому коллеге Галифаксу, что «счастлив, что политический договор с Польшей еще не заключен»…

И тот же Боннэ 24 августа направил временному поверенному в делах Франции в Великобритании Камбону шифровку, где писал, что предпримет «весьма настоятельный демарш» перед поляками, чтобы те «воздержались от противодействия оружием, если Сенат Свободного города объявит о присоединении Данцига к рейху…»

Боннэ пояснял:

«Важно, чтобы Польша не заняла агрессивную позицию, которая воспрепятствовала бы осуществлению некоторых наших пактов!..»

Иными словами, французы очень боялись, что поляки очертя голову ринутся в бой и дадут основания квалифицировать себя как агрессора, а не как жертву. А Франция обязывалась помочь Польше лишь в последнем случае…

Вот как элитный Париж, становившийся действительно мировым городом, хотел «сделать все возможное для сохранения мира»…

Не к миру они стремились, а резину тянули, чтобы очень возможный успех германского наступления превратить в возможный неуспех при помощи осенней погоды (а точнее непогоды)…

Гитлер все это понимал и знал, Гитлер все это Кулондру объяснил, и теперь он просто спросил у него сердито:

— Почему же вы тогда дали Польше карт-бланш действовать по ее разумению?

Кулондр открыл было рот, но фюрер не дал ему говорить, а прощально протянул руку со словами:

— Мне больно сознавать необходимость вступления в войну против Франции, но это решение не зависит от меня…

Уважаемый читатель! Я напомню, что это происходило 25 августа, когда и Кулондр мог (и обязан был!) привести Липского к фюреру за ухо для выслушивания поляком уже обоими ушами германских предложений…

Вместо этого Даладье 26-го направил фюреру ответ, где уверял в стремлении к искреннему сотрудничеству и напыщенно называл Гитлера «вождем, направляющим Германию по пути мира к полному выполнению ее миссии в общем деле цивилизации»…

Но что занятно! Даладье предупреждал Гитлера об «опасности социальных последствий» в случае войны… Звучало это странно… Деятели Коминтерна — приверженцы «мирового пожара» — были уверены и уверяли в том советский народ, что война Германии с СССР приведет, мол, к «победоносному пролетарскому восстанию германского пролетариата»… Ну это еще можно было как-то понять… Но не мог же рассчитывать на такой вариант буржуа Даладье? Он 25 августа запретил органы Компартии «Юманите» и «Се суар» и вел дело вообще к запрету Компартии.

Кто же должен был, по мнению француза, создать фюреру «социальные последствия»? Гитлер ведь не кокетничал, когда говорил о большом доверии к нему народной массы.

Так что имел в виду Даладье?

Задавшись этим вопросом, временно отставим его в сторону и вернемся к посланию французского премьера…

«Если на Польшу будет совершено нападение, — писал этот тип, названный на родине „воклюзским быком с рогами улитки“, — честь Франции потребует, чтобы она выполнила свои обязательства»…

И этот разглагольствовал о «чести»!

«Разве Франция не действовала бы таким же образом, если бы, например, вдруг Марсель был отторгнут от своей родной страны и в его возвращении Франции было бы отказано?» — возразил Гитлер в ответном послании. И разве он был не прав?

«ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ» Европа вела дело к войне, но у Германии была «тоталитарная» союзница — Италия. Однако и с ней возникали проблемы…

24-го Риббентроп вернулся в Берлин в 19.00, а на следующий день, 25-го, он говорил с Чиано. В тот же день Гитлер телеграфировал Муссолини, что он пойдет на Польшу в ближайшие дни и просил понимания с итальянской стороны.

Понимать не значит помогать, и 26-го в 13.00 Муссолини через своего посла Аттолико телеграфировал Гитлеру в ответ, что если Германия нападет на Польшу, а Англия и Франция предпримут ответные меры, Италия не будет участвовать в войне…

Дуче писал:

«В один из самых трудных моментов моей жизни я должен сообщить вам, что Италия не готова к войне…»

Союзник жаловался, что горючего в ВВС хватит всего натри недели военных действий, со снабжением армии и сырьем положение не лучшее…