Сказано это было весьма дежурным образом — а что еще мог говорить в качестве первого посыла к миру глава правительства страны, которая из-за Польши и ввязалась в войну?
Но уже не проформы ради Даладье сказал:
— Если контакты с Гитлером приведут к такому миру, когда Франция будет застрахована от новой войны с Германией в будущем, то мы на такие контакты пойдем…
Это заявление, пожалуй, и определило дальнейшую судьбу Даладье — вскоре его сменил Рейно…
В Москву Уэллеса не направляли, что лишний раз обнаруживало «американский» след в «финской» проблеме. И кроме того, что мог предложить он Сталину?
Поэтому в Советском Союзе о беседах Уэллеса узнавали лишь из разведывательных перехватов, да из донесений лондонского полпреда Майского. Иван Михайлович в тот период часто встречался с заместителем Галифакса Ричардом Батлером, представлявшим английский МИД в палате общин. Сын крупного британского сановника в Индии, Батлер был карьерным дипломатом и пользовался большим весом. Галифакс как лорд мог выступать лишь в палате лордов. А все речи в нижней — более весомой — палате произносил Батлер.
Вот Батлер и просвещал Майского относительно лондонских контактов Уэллеса, который в Лондоне, естественно, и оставался подольше, и беседовал побольше-Только среди его собеседников «первого ряда» оказались — кроме Чемберлена, Галифакса и Черчилля — также Иден, лидер лейбористов Эттли, Ллойд Джордж. Получил янки и аудиенцию у короля Георга VI.
11 марта Чемберлен, встретившись с Уэллесом, отрицал возможность мира на условиях Гитлера. Но Чемберлен как движитель войны выдыхался почти так же, как Даладье. И тут тоже были нужны скорые «организационные» выводы…
Они назревали для Золотой Элиты тем более, что рационально и национально мыслящие англичане понимали, что худой мир с немцами лучше доброй ссоры. В конце концов уроки Первой мировой войны в Англии забыли не все, а эти уроки заключались вообще-то в том, что каштаны из ее огня Британия таскала для янки. И из мирового кредитора до
Майский, которому Батлер 18 марта рассказал о сути всех предыдущих бесед Уэллеса во всех столицах, спросил его:
— Ну и что вы думаете о гитлеровской программе мира? Батлер пожал плечами и ответил:
— Ко всякой программе мира надо подходить с открытым умом, без предвзятости. Конечно, в своем исходном виде там есть ряд пунктов, которые вызвали бы резкую оппозицию британского общественного мнения, но…
— Но…
— Но я не думаю, чтобы эта программа была его последним словом… Нужны переговоры…
Переговоры могут привести к миру… И Уэллес этот настрой кабинета Чемберлена уловил… Но общественное мнение — это пресса. А лорд, скажем, Бивербрук — газетный магнат, программу Гитлера отвергал, возмущаясь:
— Как! Он хочет возврата колоний? Хочет фактического захвата всей Европы? Он хочет как дамоклов меч висеть над нами и диктовать нам свою волю?
Однако Гитлер говорил об экономической империи, на что Германия — несомненный экономический лидер Европы — вполне могла претендовать.
Впрочем, и без Бивербрука в Англии лоббистов войны хватало… А главное, там имелась такая выдающаяся космополитическая личность, как Черчилль, влияние которой на ситуацию было тем более сильным, что он воспринимался всеми (и даже, похоже, самим собой) как некий образец истинного британца.
Проведя свои зондажи и еще раз «отметившись» в Риме, Уэллес отбыл восвояси за океан.
В конфиденциальных беседах в Лондоне и Париже американский эмиссар обнадеживал союзников относительно участия в будущих событиях Штатов. Если бы он хотел мира, то достаточно было сказать это же в Берлине, и Гитлер, скорее всего, как минимум задумался бы… Но как раз этого Уэллес и не сделал — чем еще раз доказал, что он появлялся в Европе не как потенциальный «ангел мира», а как реальный демон войны…
МНОГИЕ, увы, были американцами околпачены… Евгений Саблин писал 19 марта из Лондона Василию Маклакову: