У военных был такой же взгляд на вещи, и военный министр Араки в 1933 году на совещании губернаторов префектур заявил: «Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом. Поэтому для Японии необходимо обеспечить себе путем захвата территории Приморья, Забайкалья и Сибири».
В СССР тогда, после одного из дальних перелетов Владимира Коккинаки были популярны стихи:
Но кроме Араки и аракистов, в Японии всегда были влиятельные люди, мыслившие прямо противоположно. В двадцатые годы одним из них был граф Симпэй Гото. Скончавшись в 1929 году семидесяти двух лет от роду, он в ранге министра иностранных дел в 1918 году организовывал интервенцию в Россию, в начале 20-х был мэром Токио и ректором Университета Такусёку, а в 1923 году— министром внутренних дел.
Немало поспособствовав установлению с СССР дипломатических отношений, был с 1925 года президентом советско-японского общества культурной связи.
В 1923 году в Токио приезжал — официально для лечения — советский эмиссар Абрам Иоффе, и Гото передал с ним письмо Чичерину, где имелось много интересных мыслей, например:
Конечно, в этом письме между строк читалось и желание договориться за счет Китая, но была в нем та рациональная суть, усвоив которую Япония могла бы избавиться в будущем от немалого числа больных проблем.
Увы, линия Гото не реализовалась…
К началу тридцатых Япония активно внедрялась в Китай, а Маньчжурию попросту оккупировала, создав там позднее марионеточное государство Маньчжоу-Го… В июле 38-го года в районе озера Хасан почти две недели шли бои между японскими и советскими войсками из-за двух высоток— Заозерной и Безымянной, якобы принадлежавших этому «государству»…
Высотки остались нашими — хотя маршал Блюхер проявил себя далеко не лучшим образом, к тому времени больше интересуясь спиртными напитками, чем штабными разработками…
Но высотки — это была так, мелочь. Главное было в рыбе… В рыболовной концессии…
Поздней осенью 1938 года, 28 ноября, еще нарком Литвинов принял японского посла Того, и состоялся долгий и резкий разговор. Свою бездарную, беззубую — в отношении «демократических держав» — европейскую линию поведения Литвинов компенсировал жесткостью линии с японцем.
— Господин посол, — нарком был сама чопорность и официальность, — я имею ответ моего правительства и сообщу его вам. Мы будем говорить о конвенции, но— не только о ней… Каждый раз, когда заходит речь о конвенции, вы ссылаетесь на Портсмутский договор. Что ж, берем его и смотрим, о чем он говорит… Литвинов надел очки и прочел:
— Статья девятая гласит, что правительство бывшей царской империи обязуется — далее прямо по тексту: «войти с Японией в соглашение в видах предоставления японским подданным прав по рыбной ловле вдоль берегов русских владений в морях Японском, Охотском и Беринговом…»
Литвинов снял очки и вопросил:
— Где же здесь сказано что-то о количестве и условиях сдачи внаем участков лова? Ясно, что и то и другое должно быть предметом полюбовного соглашения путем отдельных переговоров.
Того угрюмо молчал, ибо возразить-то ему было нечего.
Поэтому Литвинов торжествующе продолжил свой монолог, в котором каждая мысль прихлопывала японские претензии не хуже, чем ловкая хозяйка прихлопывает мухобойкой назойливых мух в квартире:
— Японское правительство в последние годы вообще часто упоминает Портсмутский договор, но само его то и дело нарушает… В Портсмуте вы обязались не иметь в Маньчжурии войск, кроме охраны железной дороги по пятнадцать человек на километр. А вы Маньчжурию оккупировали и держите там огромную армию.
Того молчал…