Кремлевский визит Фюрера

А уж тяжелый «КВ-1» с лобовой и бортовой броней 75 миллиметров при 76-миллиметровой пушке и четырех 7,62-миллиметровых пулеметах и скорости хода по шоссе 34 км/час был вне конкуренции даже на европейском театре военных действий!

«Т-34» и «КВ-1» тогда уже были «на выходе» в серию, но до Монголии не добрались.

Однако даже наш легкий танк «Т-26» (он в Монголии в основном и воевал) имел при боевой массе 10,25 тонны и скорости хода 30 км/час бронирование в 15 миллиметров, 45-миллиметровую пушку и два 7,62-миллиметровых пулемета.

То есть наш легкий танк приближался к среднему японскому, а уж легкий японский «2595» («Ха-Го») с его местами 6-миллиметровой противопульной броней советскому «Т-26» и близко ровней не был.

Положение с самолетами было в 1939 году не настолько неравноправным, как с танками, но тоже схожим. Япония имела в авиации сухопутных войск 91 эскадрилью (около 1 тысячи самолетов). У нас же имелось 3 воздушных армии, 38 бригад и 115 полков. Только в 1938 году авиапромышленность дала Красной Армии пять с половиной тысяч самолетов.

К лету 39-го года одноместные японские истребители типов «95» и «96» достигали скорости 380 километров в час. Наш «испанец» «И-15» к 39-му году считался устаревшим при скорости в 368 километров в час — далеко не самые удачные бипланы «И-153» летали на скоростях свыше 400 километров в час.

Впрочем, как показали первые халхин-гольские бои, «И-153» были эффективны лишь во взаимодействии с более новыми истребителями «И-16» с их скоростью в 455 километров в час и более.

Что ж, на Халхин-Голе хватало и «И-16»…

И все-таки Япония упорно не хотела видеть очевидного… Генерал Араки заявлял: «Япония не желает допустить существование такой двусмысленной территории, какой является Монголия, непосредственно граничащая со сферами влияния Японии — Маньчжурией и Китаем. Монголия должна быть во всяком случае территорией, принадлежащей нам».

И особо не скрывалось, что принадлежащая Японии Монголия — плацдарм для вторжения в СССР.

27 мая 1939 года, за день до начала активных и масштабных действий в районе Халхин-Гола, военно-морской атташе Италии в Японии Г. Джорджис направил доклад министру военно-морского флота Бенито Муссолини.

Нет, морской министр Италии не был однофамильцем и тезкой дуче — просто дуче занимал «по совместительству» и этот пост, совмещая его с постом премьер-министра.

Так вот, в этом докладе сообщалось:

«Если для Японии открытым врагом является правительство Чан Кайши, то врагом № 1, врагом, с которым никогда не сможет быть ни перемирия, ни компромиссов, является для нее Россия…

Япония знает, что за спиной Чан Кайши — длинная красная рука. Победа над Чан Кайши не имела бы никакого значения, если бы Япония оказалась не в состоянии преградить путь России, отбросить ее назад, очистить раз и навсегда Дальний Восток от большевистского влияния.

Коммунистическая идеология, естественно, объявлена в Японии вне закона… Маньчжоу-Го было организовано как исходная база для нападения на Россию. Недавно принятая грандиозная программа расширения вооружений имеет явной целью в том, что касается армии, привести ее в такое состояние, чтобы она могла вести войну на два фронта, т. е. в Китае и против России».

Как показали уже ближайшие события, Джорджис в своих оценках очень ошибался. И перемирие с Россией Японии вскоре пришлось заключать, и даже пойти на такой компромисс, как собственный Пакт с Россией 1941 года о нейтралитете.

Однако оценки итальянца точно выявляли ведущую тенденцию, и если они разошлись с действительностью, то прежде всего потому, что очень уж эта тенденция шла вразрез с реальностью.

И хотя в Японии это признавал мало кто, линия на вражду с СССР противоречила верно понятым национальным интересам Японии.

ФОРМАЛЬНО претензии к Монголии по разграничению границы в районе реки Халхин-Гол предъявляло Маньчжоу-Го, не признавая прав монголов на восточный берег реки. Именно за этим берегом находилась вошедшая в историю застава Номон-Кан-Бурд-Обо…

Еще с 1938 года на территорию МНР из-под Читы была переброшена советская 36-я стрелковая дивизия в составе трех стрелковых и одного артиллерийского полка. Леса для обустройства жилья не было, и на окраине Улан-Батора появился военный «копай-городок».