Кремлевский заговор от Хрущева до Путина

Назначенный Ельциным губернатор Владимирской области — демократ из ящурного института Власов — во имя спасения областной типографии терпел выпуск "Завтра" в подведомственном ему граде. Терпел до конца сентября

1994- го. Номер, посвященный годовщине расстрела парламента, нам во Владимире издать уже было невозможно.

И мы с Василием Прохановым после звонка лидера Компартии Российской Федерации Геннадия Зюганова на его родную Орловщину направились туда.

Появление наше в типографии Орла вызвало переполох. Радостный переполох. Едва могучий Василий поставил крупную сумку с мелкими, добытыми от продажи "Завтра" купюрами на стол в бухгалтерии, все ее сотрудницы с восторгом сбежались их пересчитывать: ага, наконец- то нам выплатят невиданную за два месяца зарплату!

У нас буквально вырвали бумажные полосы "Завтра" и помчались превращать их в пластины для печатания. Как все замечательно!

Сняв с Василием по комнате в гостинице, мы поспали после суматошного поезда, отобедали и стопы направили в главный цех типографии. Там с машин вовсю сходили экземпляры очередного номера "Завтра". И там же, в цехе, я с беспокойством заметил директора типографии, лицо которого при просмотре первого попавшегося ему экземпляра газеты покрывалось красными пятнами.

Подхожу к директору. Он говорит:

— Да, позарился я на выгодный заказ. А зря позарился.

Запахло жареным. В памяти моей всплыла картинка —

как в октябре 1993-го были остановлены печатные машины в Красногорске.

Я пытаюсь успокоить директора:

— Руководитель фракции Компартии в Государственной Думе Зюганов звонил бывшему члену Политбюро ЦК КПСС, вашему нынешнему орловскому губернатору Строеву. Вам же из его администрации сказали, что "Завтра" можно печатать?

— Сказать-то сказали, — закрыв полосы, мрачно изрек директор. — Но какой у вас тут накат на Ельцина — Строев не знает. Ему позвонят из Кремля, спросят, кто страсти против президента тиражирует, — и мне конец. Уволят меня и другой работы не предоставят. Я был завотделом обкома, который возглавлял Строев, и знаю — у

него спина всегда готова гнуться перед вышестоящим начальством.

Картина остановки печатных машин грозила повториться, и я, вдруг вспомнив ситуацию в Доме печати в Минске, молвил директору:

— Вот неподалеку — мой молодой друг Василий. У него — одна нога здесь, другая — там. Если мы ему сейчас шепнем, он стремительно доставит нам коньячку.

— Не надо обременять Василия, — махнул рукой директор. — Зовите его к нам. Коньяк есть у меня в кабинете. Надо успокоиться.

Тираж из Орла мы с Василием привезли не в среду утром, как обычно он доставлялся из Владимира, а к вечеру. У особняка Союза писателей на Комсомольском проспекте нас дожидались около тысячи распространителей "Завтра". И как только я и Василий вышли из кабины фургона, раздались бурные, продолжительные аплодисменты. Почитателей газеты сильно волновало: выйдет — не выйдет ее номер к годовщине расстрела Дома Советов. Он вышел. На том все интересное в истории издания "Дня" — "Завтра" закончилось.

В номенклатурно-мафиозном ельцинском капитализме, против которого мы воевали, с неимоверными усилиями выживали-таки нормально-трудовые частные фирмы. Одна из таких фирм во главе с моим брянским земляком Арсеновым находилась в Твери. Она взяла кредит в 300 тысяч долларов, купила типографскую машину и тиражировала на ней ею же учрежденную газету и прочие местные газеты.

Страшно высокие проценты за кредит заставляли Арсенова со товарищи рыскать в поисках заказчиков в Москве. На прибыльную, но нежеланную в государственных типографиях газету "Завтра" они вышли в тот момент, когда я ломал голову — где печататься после Орла. Арсенов заверил меня: "Будут у вас деньги, будем вас издавать, невзирая ни на что". Мы ударили по рукам.

Раз в полтора-два месяца я приобретал в Москве тонн 20 бумаги, грузил их в нанятый МАЗ и отправлял в Тверь. Больше у меня мороки не было. С Арсеновым мы работали на честном купеческом слове. Иногда я платил ему вперед за типографские расходы, иногда он печатал "Завтра" в долг. Организационных забот у меня поубавилось — времени на писанину прибавилось.

Писал я разное: от репортажей из Госдумы и Совета Федерации до портретов политиков. Писал с убеждением — хоть режим Ельцина и устоял, но земля под ногами его столпов не сегодня, так завтра загорится. Жизнь в стране — все сквернее. Нищета большинства нарастает, а спаянные с властью воры захватывают самую прибыльную собственность, деньги из бюджета и богатеют с каждым днем. Сколько такое можно терпеть?

В оппозиции уличной и парламентской мои публикации знали, и я не раз слышал добрые слова в свой адрес. Нежданно-негаданно интерес ко мне как журналисту снова проявил Сергей Потемкин.

Дня за три до Нового, 1995 года он под вечер застал меня на телефоне в кабинете редакции и через час появился на пороге. С лицом веселым, бодрым, загорелым. Расстегнул дубленку. Мы обнялись, и я показал ему на вешалку:

— Раздевайся.

— Нет, мне нельзя без шубы. — Потемкин снял с плеча сумку. — Сегодня я исполняю обязанности Деда Мороза.