Те, кого Пуго вызывал к себе «на ковер», чаще всего лишались партбилета, а вместе с ним и «прописки» на «острове коммунизма». С заседания КПК «проштрафившегося», бывало, увозили прямехонько в реанимацию — сердце-то и у номенклатуры не железное.
Официально в ведомстве Бориса Карловича карали за «нарушение партийной дисциплины и этики». На самом же деле там зачастую расплачивались за поступки, которые совершали, не спросясь у начальства непосредственного и не заручившись поддержкой начальства вышестоящего, иными словами, за склонность к инициативе и желание жить своим умом.
Самостоятельность, независимость, столь необходимые любому профессионалу, никогда не числились в перечне номенклатурных добродетелей. Внезапная, без всяких объяснений, отставка Бакатина, предшественника Пуго на посту министра внутренних дел СССР, лишний раз подтвердила это.
Бакатин поплатился за то, что будучи сам достаточно независимым и для других независимости не жалел: при нем воль но думная теория муниципализации милиции начала внедряться в практику, он подписал договор с эстонским правительством о переподчинении Эстонии местных органов МВД. Большего ему сделать не дали. В кабинете Павлова такой министр был не нужен.
На новом посту Пуго придерживался своей всегдашней испытанной тактики — старался быть верным и начальству, и себе. У него это получалось. Чутко улавливая все, даже невысказанные желания начальства, Борис Карлович выполнял их по мере возможностей, однако никогда не лез на рожон собственной персоной — предпочитал перекладывать «деликатные» дела на подчиненных. Тянуть одеяло ответственности на себя было не в его правилах.
Есть такая старая детская игра, по условиям которой на вполне конкретные вопросы нельзя отвечать ни «да», ни «нет». Помните, там еще спрашивают: «Вы поедете на бал?» Борис Карлович словно никогда не выходил из этой игры.
Вот, например, что отметил в своих показаниях тогдашний командующий внутренними войсками МВД СССР Юрий Шаталин:
— …Отношение Пуго Б. К. к Рижскому и Вильнюсскому ОМОНам мне было непонятно. Он все время уходил от принятия решений по этим подразделениям и возлагал это на Громова Б. В. Я до сих пор не могу с уверенностью сказать, кто же командовал ОМОНами.
Я полагаю, что они больше подчинялись организациям русскоязычного населения Литвы и Латвии и компартиям этих республик. Их также все время защищали прокуроры Литвы и Латвии, назначенные Генеральным прокурором СССР…
Однако беспризорные ОМОНы разбойничали будучи сытыми, обутыми, одетыми и отнюдь не за «спасибо» — их материальное и финансовое обеспечение по категорическому распоряжению сверху, из МВД СССР, осуществляла 42-я дивизия внутренних войск, командиру которой они наотрез отказывались подчиняться.
Эта абсурдная, с позиции здравого смысла, ситуация была тем не менее очень выгодна и «державникам», заинтересованным в дестабилизации обстановки в мятежной Прибалтике, и министру МВД, потому что оставляла их как бы за кадром всех омоновских «художеств».
Да и знаменитый приказ Пуго о совместном с военными патрулировании городов, справедливо воспринятый демократической общественностью как элемент ЧП, в большей степени был продиктован тем же нежеланием Бориса Карловича быть одному за все в ответе.
На фоне этой всегдашней осмотрительности его поведение в августе действительно не назовешь типичным. А начинался тот роковой для Пуго август счастливо. Борис Карлович взял отпуск и поехал отдыхать в Крым вместе с женой, невесткой и внучкой. Было у него также намерение навестить родственников в Риге, но жена, Валентина Ивановна, уговорила его пригласить родных в Москву, потому что 19 августа Борису Карловичу надо было быть там — встречать Горбачева.
Из показаний Инны Пуго:
— …В воскресенье, 18 августа, мы прилетели в Москву и сразу поехали на госдачу в поселке «Усово», куда прибыли около 16 часов. Пуго собирался оставшиеся у него свободные дни провести на даче вместе с приехавшими родственниками.