— … Зашли с шумом Шенин, Бакланов, Болдин, Плеханов и с ними начальник личной охраны президента Медведев. Все под хмельком. Расселись и стали по порядку рассказывать. Первым Шенин…
Следователь:
— Расскажите его словами, о чем он говорил.
Язов:
— Примерно час Горбачев не принимал, потом они зашли сами в его рабочий кабинет. Горбачев со всеми поздоровался. Увидев Плеханова, сказал: «А Вы с какой стати здесь?» и выставил его за дверь. Обрисовали ему обстановку в стране, что катимся в пропасть. И сказали, что неплохо бы Вам, Михаил Сергеевич, уйти в отставку или временно поболеть. Что-то в этом роде.
Следователь:
— Это Шенин говорил?
Язов:
— Да, Шенин. Бакланов повторил примерно то же самое.
Следователь:
— К чему, по их словам, свелось окончание разговора с президентом?
Язов:
— Он их выгнал, подписывать документы не стал. В общем мы, дескать, «засветились». И если сейчас расходимся ни с чем, то мы на плаху, а вы — чистенькие…
Все стали убеждать Янаева подписать Указ о вступлении в обязанности президента, который из своей папки извлек Крючков.
— Неужели Вы не видите? — говорил Крючков. — Если не спасем урожай, наступит голод, через несколько месяцев народ выйдет на улицы, будет гражданская война.
Официанты КГБ внесли чай, кофе.
Над столом клубился табачный дым. Янаев курил одну сигарету за другой.
Пробежав бегло текст, он сказал:
— Я этот Указ подписывать не буду.
Воцарилась мертвая тишина.
— Считаю, что президент должен вернуться после того, как отдохнет, поправится, придет в себя, — продолжал Янаев. — Кроме того, я не чувствую себя ни морально, ни по квалификации готовым к выполнению этих обязанностей.
Трудно сказать, чем это было: минутой искреннего сомнения или тактической уловкой с прицелом в будущее — в случае чего никто не посмеет сказать, что он рвался в президенты.
Все загудели, стали успокаивать Янаева, что ГКЧП возьмет все заботы на себя, а ему чуть ли не останется только подписывать Указы. Что касается Горбачева, если он поправится, то, разумеется, вернется к исполнению своих обязанностей.
Они, похоже, настолько «вошли в роль», что начали верить в то, что говорят. Что Горбачев действительно болен. Что речь идет исключительно о его «временной» отставке.
— Подписывайте, Геннадий Иванович, — мягко сказал Крючков.
Янаев потянулся за пером.
Под Указом появилась его нерешительная, выдающая дрожанье рук, подпись.
Цена этого робкого росчерка была огромной. Он зафиксировал захват власти.
Мосты были сожжены.
Язов, Пуго, Крючков, Павлов, Бакланов вслед за Янаевым взялись за перья. Подписывали документы — «Заявление Советского руководства», «Обращение к советскому народу», «Постановление ГКЧП № 1», внося в них по ходу обсуждения поправки.
Распахнулась дверь. На пороге стоял министр иностранных дел Александр Бессмертных. Его нашли на отдыхе в Белоруссии. Он приехал в чем был: в джинсах, куртке.
Часы показывали 23.25.
Крючков ввел его в курс событий, сообщив, что министр включен в члены ГКЧП.
— Да вы что?! — взмолился Бессмертных. — Со мной ведь никто из зарубежных стран разговаривать после этого не будет! Это же неразумно!
Он достал синий фломастер и вычеркнул свою фамилию из списка ГКЧП.
Болдин сидел скрючившись. Его мучила больная печень.
Когда все документы были подписаны, Крючков предложил интернировать некоторых лидеров демократического движения, сказав, что составлен список, в котором более десятка человек.
— Тысячу надо! — зашумел Павлов.
… Около полуночи Плеханов вышел провожать Болдина в кремлевскую больницу.
Вслед за Болдиным Кремль покинул Язов.
Когда он проезжал ворота, на часах Спасской башни было 0.16.
Наступило 19 августа 1991 года.
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Заявление Советского руководства