— Конечно, мы не очень хорошие христиане, — усмехнулся Сталин, — но отрицать прогрессивную роль христианства на определенном этапе нельзя. Это событие имело очень крупное значение, потому что это был поворот русского государства на смыкание с Западом, а не ориентация на Восток. Только что освободившись от татарского ига, Иван Грозный торопился объединить Россию с тем, чтобы быть оплотом против возможных набегов татар. Астрахань была покорена, но в любой момент могла напасть на Москву. Крымские татары также могли это сделать. Демьян Бедный представлял себе исторические перспективы неправильно. Когда мы передвигали памятник Минину и Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного, Демьян Бедный протестовал и писал о том, что памятник надо вообще выбросить и вообще надо забыть о Минине и Пожарском. В ответ на это письмо я назвал его «Иваном, не помнящим своего родства». Историю мы выбрасывать не можем… Что скажете, товарищ Черкасов?
— Я работаю над образом Ивана Грозного не только в кино — и в театре, полюбил этот образ и считаю, что наша переделка сценария может оказаться правильной и правдивой, — ответил актер.
— Ну что ж, попробуем, — ответил Сталин, обращаясь к Молотову и Жданову. И засмеялся: — Дай вам бог каждый день — новый год.
— А еще борода, — сказал Жданов. — Вы, товарищ Эйзенштейн, слишком увлекаетесь тенями, что отвлекает зрителя от действия, и бородой Грозного. Грозный слишком часто поднимает голову, чтобы было видно его бороду.
— Хорошо, обещаю в будущем бороду Грозного укоротить, — зло буркнул Эйзенштейн.
— В первой серии Курбский — великолепен, — стал хвалить Иосиф Виссарионович. — Очень хорош Старицкий, артист Кадочников. Он очень хорошо ловит мух. Тоже: будущий царь, а ловит руками мух! Такие детали нужно давать. Они вскрывают сущность человека.
И вдруг перевел разговор на съемки «Весны». Черкасов рассказал о том, как хорошо относятся чехи к нашим людям и плохо к американцам, которые бомбили их города.
— В наши задачи входило раньше американцев вступить в Прагу, — стал вспоминать недавнюю историю Сталин. — Американцы очень торопились, но благодаря рейду Конева удалось обогнать их и попасть раньше, перед самым падением Праги. Американцы бомбили чехословацкую промышленность. Этой линии американцы держались везде в Европе. Для них было важно уничтожить конкурирующую с ними промышленность. Бомбили они со вкусом!
Жданов неожиданно рассмеялся:
— Я смотрел отснятые материалы «Весны». Очень хорошо играет Орлова. А как играет Раневская! — Он аж замахал руками от восторга.
— Исторические образы, товарищи киноделы, — вдруг очень ласково проговорил Иосиф Виссарионович и даже слегка, эдак доверительно, наклонился в их сторону, — нужно показывать правдиво и сильно. И что самое важное — соблюдать стиль исторической эпохи. Правильно?
— Сатис ректе! — воскликнул Эйзенштейн.
Сталин посмотрел на своих двух орлов и усмехнулся:
— Вот и хорошо. А как вам, товарищи киноделы, состояние современного советского кинематографа?
— Я считаю, мы на вершине, — горячо ответил Черкасов, зная, что Эйзенштейн может хвалить только себя и сейчас лучше не дать ему говорить. — Первый фестиваль во французских Каннах, и сразу четыре приза! Эрмлеру за «Великий перелом», Птушко за великолепную работу с цветом в «Каменном цветке». Кто там еще? Арнштаму за «Глинку»… Да, и Юткевичу за «Молодость нашей страны». Это же триумф! И в этом году мы его повторим. Я сейчас снимаюсь у Александрова в картине «Весна», весьма достойная будет работа. И, что примечательно, в добром сотрудничестве с чешскими друзьями. Интернационал набирает силу!
— А кого нам в этом году наградить премией имени товарища Сталина? — спросил товарищ Сталин.
— Да того же Птушко, — продолжал держать слово Черкасов. — Того же Арнштама. Можно и Пудовкина, он, на мой взгляд, учел все свои промахи и хорошо переделал «Нахимова», пару недель назад премьера вызвала бурю восторга.
— А Чиаурели? — ехидно улыбнулся главный зритель страны.
Черкасов замялся. Осторожно спросил:
— «Клятва»?
Последний фильм главного грузинского режиссера, откровенно говоря, заслуживал тех слов, которые так умело использовала Фуфа Великолепная, но произнести их сейчас?..
— А что вы замолчали? — усмехнулся Жданов. — Между прочим в прошлом году эта картина получила приз на фестивале в Венеции.
— Фильма, конечно, тяп-ляп сляпана, — прищурил правый глаз Сталин. — Но мнение итальянцев поддержать надо бы.
— Это конечно, — засмеялся Черкасов. — Как говорила моя мама: «Бусы-то говенненькие, но мужу нравятся, вот я ношу».
— Как-как? — переспросил Сталин и от всей души расхохотался. — Вот уж точно ваша мама говорила. Хороший вы человек, Николай Константинович, давно вас люблю. Мне нравятся люди, способные смело высказывать свои суждения.
— Особенно Буденный, — потупил глаза Молотов.