Кремлевское письмо

— Я перевез столько посылок, что давно перестал об этом думать. Сейчас — произведение искусства, в другой раз — что-нибудь противоположное.

Бреснович рассмеялся.

— Вы, товарищ Поткин, молодец. Я бы на вашем месте не удержался, заглянул. Я, знаете ли, просто не выношу мысли, что что-то происходит без моего ведома.

Он положил картину на стол и подвел Поткина к большому кожаному креслу перед камином, сам сел напротив. Наклонившись к Поткину, он спросил:

— Как по-вашему, кто из них одержит верх?

— Что?

— Кто одержит верх? Брежнев или Косыгин?

— П-понятия не имею.

— Ну, ну, товарищ Поткин, — настаивал Бреснович, — вы же наверняка это обсуждали с кем-нибудь, с женой, например.

— Нет, ни с кем.

Бреснович отрепетировано нахмурился.

— Товарищ Поткин, сейчас 1964 год. Ленина и Сталина нет в живых. С Берией покончено. У нас больше нет диктатора. Мы теперь мощная, процветающая, цивилизованная страна. Наша сила всегда была в умении приспособиться — и к лучшему, и к худшему. Товарищ Суслов — убежденный сталинист. К нему прислушиваются. Мы не согласны с ним, но это не причина, чтобы убрать его. Страной управляет Центральный Комитет. Много человек с разными мнениями. Это нормально. Но со всеми мнениями приходится считаться. Товарищу Хрущеву этот урок дорого обошелся.

— Но я п-правда не думал об этом.

— Думали, думали, как каждый россиянин, европеец, американец, азиат, как сами Брежнев и Косыгин. Мы никого не вводим в заблуждение. Не надо быть диалектиком, чтобы понять: править может только один человек, при любом строе, будь то коммунизм, капитализм или монархия. История доказывает это однозначно. Сейчас мы стараемся угадать, кто это будет. Прямо общенародное увлечение. Я думаю — Суслов, а вы, Гродин?

— Думаю — Косыгин.

Бреснович, казалось, удивился. Он обратился к Поткину:

— А вы, товарищ Поткин, как считаете?

— Н-никак. Поверьте, я не думал об этом. У меня нет мнения на этот счет.

— Бросьте! Вы же русский! Речь идет о вашей стране, о вашем будущем. — Голос Бресновича звучал сурово. — Вы же член партии.

— Я р-работал. Думать было некогда.

— Именно то, чем вы занимались, может серьезно повлиять на обстановку в Кремле.

— Н-не понимаю.

— Как по-вашему, что затевает Коснов? Что стоит за «Серией Пять»?

— М-мне бы не хотелось говорить об этом.

— Придется, дорогой мой, потому вы и здесь. Спрашиваю еще раз: что, по-вашему, стоит за «Серией Пять»? Почему полковник Коснов занялся этим?

Это было уже ближе к компетенции Поткина. Он успокоился.

— Думаю, это может быть очень ценная информация.

— Каким образом?

— Полная информация об агентах противника и их действиях облегчит работу контрразведки.

— Так, по-вашему, полковник Коснов старается облегчить работу контрразведки?

— Полагаю, да.

— Полагаете?

— Я не знаю всех тонкостей. Делаю только то, что поручают.

Бреснович снисходительно улыбнулся.

— Товарищ Поткин, ваш отдел потратил за последние два месяца тринадцать миллионов рублей. Не важно, откуда мне известно об этом. Главное — известно, и не от моего зятя. Мне все равно, верите вы или нет. Вам не кажется, что тринадцать миллионов — несколько многовато для облегчения работы контрразведки?

Поткин молчал.

Бреснович откинулся на спинку кресла.

— Что вы знаете о письме?

— К-каком письме?

Бреснович и Гродин переглянулись.

— Что, по-вашему, ищет Коснов?

— 3-замену Полякову.

— А почему это так важно? — Бреснович наклонился к Поткину. — Почему это должно обойтись только вашему отделу в тринадцать миллионов рублей?

— Н-не знаю.

— Создается впечатление, что это дело для Коснова важнее всех других.

Поткин задумался.

— Кажется, да.

— Вам известно, чем Поляков занимался в Москве?

— Нет.

— Он привез письмо от англичан. У нас есть все основания полагать, что оно предназначалось какому-то высокопоставленному лицу, возможно из ЦК.

— Что за письмо?

— Мы полагаем, соглашение.

— Не понимаю.

— По крайней мере четыре группировки боролись за то, чтобы снять Хрущева с должности и занять его место. Каждая из них старалась заручиться поддержкой Кремля и ЦК. Союзников соблазняли чем могли, шли на любой риск, иногда по-глупому. Все, что делалось, можно толковать по-разному, кое-что даже как предательство.

Бреснович встал, пересек комнату, взял со стола графин и вернулся на место.

— Одна из групп, очевидно, искала поддержку у прозападной части правительства. По-видимому, они о чем-то договорились с Западом, причем письменно.

— Письмо? — не удержался Поткин.

— Так точно! — Бреснович налил себе водки. — Письмо доказывало существование договора. Материальное свидетельство обеспечило бы поддержку. Мы точно не знаем, что было в письме, но это была гарантия.

Поткин задумчиво покачал головой.

— Впервые слышу, — заверил он Бресновича, обдумывая услышанное. — Значит, полковник Коснов охотится за тем, у кого письмо?

— Очевидно, так? — Бреснович с удовольствием потягивал водку. — Но, товарищ Поткин, письмо не дошло до адресата.

— Ч-что?

— Полякова задержали прежде, чем он успел доставить письмо, Коснов задержал.

— А где же письмо?

— А вы как думаете?

— У полковника Коснова? — предположил Поткин.