Кремлевское письмо

Темп нарастал, подготовка становилась все напряженнее. Грузинский акцент Роуна был уже почти безупречен. Он разучил песни и танцы «своей» родины. Легенда была отработана до мельчайших подробностей. Родственники, даты рождений и смерти, годовщины — все это он знал назубок. Но главное, Бьюли сумел превратить его в грузинского крестьянина. Роун научился различать виды почвы, удобрения, стал разбираться в системах орошения и знал, как они влияют на урожай. Он мог отличить виноград, выросший в долине от винограда, выросшего на горном склоне. Его мускулы налились, как хотелось Бьюли.

За тридцать пять общих занятий они обсудили всевозможные стороны советской политики и разведки. Последние пять занятий ушли на изучение московского быта, начиная со схемы метро и кончая стоимостью проката лодки в Парке имени Горького. Особенно тщательно изучали личные документы, от паспорта до свидетельства о смерти.

Би Эй приходила к Роуну почти каждую ночь. Когда ей казалось, что Роун уснул, она тихонько открывала дверь, раздевалась и проскальзывала к нему под одеяло. Она не разрешала ему говорить да и сама молчала. Она избегала его взгляда днем, а ночью льнула к нему. Би Эй пришла к нему девочкой, но за ночи, проведенные с Роуном, быстро превратилась в женщину.

Три недели спустя после первой ночи она сказала Роуну: «По-моему я люблю».

Однажды утром Роун получил приказ явиться в кабинет врача. Священник сделал ему укол новокаина в левую руку. Пока они ожидали начала действия препарата, профессор Бьюли сделал Роуну несколько прививок на правую руку. Потом они привязали Роуна к операционному столу и прижгли то место на левой руке, где полагалось быть прививке от оспы. После этого Священник крепко зажал левую руку Роуна и щипцами вырвал ноготь большого пальца. Они сделали перевязку без всяких объяснений.

Занятия по привычному расписанию прекратились. Зато днем Роун впервые занимался с Печатником. Роун получил советское свидетельство о рождении, трудовую книжку, проездные документы и впридачу сто десять рублей шестьдесят: пять копеек.

Поздно вечером того же дня Роуну пришлось принять участие в уборке помещения, он, Уорд и Ханис подняли из подвала жену и дочерей Поткина в бессознательном состоянии и уложили их в мягко обитый деревянный ящик с пометкой «Фонд Тиллинджера — Арканзасский экспонат».

Когда Роун вернулся к себе, он увидел на кровати комплект новой одежды. Одежда была поновее и ярче чем та, в которой он ходил. Вошедший Бьюли объяснил, что это выходная одежда, для путешествия. Бьюли принес с собой фотографии его грузинских родителей и свежие фотографии и план Тбилиси. Роуну предстояло запомнить изменения.

На следующее утро Роун опять отправился к врачу, необходимо было сделать еще несколько прививок. Ему так же подготовили пластмассовый ноготь. Рана была еще слишком свежая, чтобы вживлять его, но Роуну разрешили рассмотреть его. Ноготь был наполнен ядом. В случае ареста Роун должен был прокусить ноготь и высосать яд. Смерть наступала почти мгновенно.

За ужином Уорд объявил, что скоро станет известен окончательный список тех, кто «пойдет». До тех пор все должны оставаться в своих комнатах и без приказа не выходить. Роун увидел, что Би Эй побледнела и посмотрела на него.

Следующие три дня Роун питался в своей комнате и выходил только для встреч с «Милой Элис». Они подробно обсуждали все, что касалось Полякова и письма.

Несмотря на продолжающийся инструктаж и ноготь — «стопочку», как его называли остальные, Роун совсем не был уверен, что его выберут. Он уже усвоил, что действия Разбойника непредсказуемы. Семь недель назад он был сыт по горло всей операцией и мечтал выйти из игры. Теперь все переменилось. Ему хотелось в Россию. Очень хотелось.

Поздно вечером Уорд зашел к Роуну.

— Ты кое-что должен узнать, — начал он. — Мы решили убрать Коснова на время из Москвы.

— До того, как прибудут наши?

— Примерно в это время, — он бросил на кровать конверт. — Вот список тех, кто едет.

Роун потянулся за конвертом, но Уорд остановил его.

— Успокойся, ты — третий в списке, но можешь подняться и выше. В пути возможны потери.

Роуну стало легче. Он обдумал слова Уорда.

— Разбойник? — спросил он.

— Все может быть, — Уорд протянул ему папку. — Здесь план московской квартиры Поткина. Изучи его хорошенько и подумай кого куда расселить. Продумай отдельную связь для каждого. Каждый будет посылать свои сообщения, и я не хочу, чтобы они знали, кто их принимает.

— А телефоны? — спросил Роун.

— Телефонов-автоматов в Москве нет. Нужна связь прямо из квартиры.

— И чтобы отправляющий сообщение не знал, кто его получит?

— Точно, — Уорд сидел на краю кровати, закинув ногу на ногу. Выждав немного, он спокойно сказал: — Если со мной что-нибудь произойдет, будешь действовать, как сочтешь нужным.

— Да я же очень мало знаю о деле, — запротестовал Роун.

— Ты знаешь почти столько же, сколько я. Если со мной что-то случится, с тобой свяжется агент, законсервированный в Праге.

— Почему ты не хочешь сказать все? — удивился Роун.

— Потому что я еще жив! — огрызнулся Уорд.